"Лилия Баимбетова. Перемирие" - читать интересную книгу автора

своей крепости.
Хотя не стоило себя этим терзать. Ностальгические визиты все равно не
грозили мне, никто нынче не знал, где находится моя крепость. Она всегда
была скрытой, туда не ездили крестьяне, не являлись гости из соседних
крепостей - был ли смысл в подобном положении вещей, я не знаю, но у Птичьей
обороны свои законы. А потом что-то случилось, и из Кукушкиной крепости
перестали приходить вести. И было это пятнадцать лет назад.
Я все это знала. История была известная. Кукушкину крепость искали, но
так и не нашли, казалось, вот тут она и должна быть, но ее не было. Об этом
даже баллады пели - когда я была еще маленькой и жила в детских казармах, -
а потом баллады эти забылись.
А мне казалось, что вот сейчас я выйду из этой комнаты и увижу свою
жизнь, такую, какой она должна была стать. Но не стала. Странное это было
чувство - словно готовишься к встрече с привидением.

После неприятного, тягостного завтрака, прошедшего в полном молчании, я
спустилась по боковой лестнице и вышла во двор. За завтраком собралась вся
семья Ольсы, все ее многочисленные сестры, тетки, бабки и дедки, и все они в
продолжение всей трапезы разглядывали нас, словно каких-то странных
неведомых зверей в зверинце. То, что мы с оружием спустились в столовую,
всех шокировало; Ольса сделала круглые глаза, спрашивая меня, с кем мы здесь
собрались воевать. Мои ребята, в свою очередь, разглядывали северян -
слишком уж нахальными глазами. Я весь завтрак боялась, что они начнут
насмехаться над хозяевами, и весь завтрак ловила на себе взгляды северян,
разглядывавших мое лицо, мои волосы, - весь Север знал, как выглядела Лорель
Дарринг, в каждом доме здесь был обязательно ее портрет, и я уже в прошлую
поездку в северные княжества насмотрелась на свою знаменитую родственницу и
наслушалась удивленных замечаний о нашем сходстве.
Спустившись по темной неосвещенной лестнице, я вышла на светлый
просторный, мощенный каменными плитами двор. Был ясный солнечный день;
необычайной чистоты, прозрачный, без летный пыли воздух делал солнечный свет
особенно ярким и словно струящимся из ниоткуда. Было свежо и морозно, но
из-за солнечности дня словно бы и не холодно. Завернувшись в короткий черный
плащ, я вышла на чисто выметенные плиты двора. И не то, чтобы солнце слепило
глаза, но сам воздух был так ярок, что плохо было видно все вокруг.
Несколько девушек в простеньких зеленых платьях, торопясь и ежась, зябко
передергивая плечами на холоде, заносили что-то черное и громоздкое в
боковую, не в ту, через которую я вышла, дверь. На ступенях парадного
крыльца стояла совсем маленькая, лет пяти, девочка. Она, верно, была дочерью
кого-то из слуг, коротенькое ее зеленое платье было из самого простого
полотна, да и видом она ничуть не напоминала Эресундов. Светлая короткая
растрепанная коса была перекинута на плечо, на маленьких ножках были большие
черные сапоги с меховой оторочкой, каждый едва ли не в половину ее роста, и
подол зеленого платьица задирался, цепляясь за мех. Поверх платья девочка
была завернута в широкий шерстяной шарф, она держалась за концы шарфа,
победно оглядывалась вокруг, видимо, радуясь, что сумела выскользнуть на
улицу. "Поймают и отлупят", - подумала я, глядя на ее задранный кверху
маленький курносый нос и сияющие круглые глаза.
Сменялась охрана ворот. Отстоявшие ночь стражники открывали на день
тяжелые ворота. От небольшого каменного домика караулки к ним подходила