"Лилия Баимбетова. Планета-мечта " - читать интересную книгу автора

никакой неприязни. Ведь это уже не первая колонизация планеты, да и
колонизацией-то это не назовешь, нас здесь так мало и больше, пожалуй, не
будет. Ведь это же настоящее космическое захолустье.
Тихо я пересказала ему свою версию случившегося. Михаил Александрович
покрутил головой.
- Что ж, это не так уж и глупо. И вороны! Очень может быть, что вы
правы, Кристина. Каких только версий мы не строили! Но этот тонкий момент о
продолжительности жизни воронов.... Никому и в голову не пришло, что они
могли задумать это еще тогда, никто и не подумал, что у них совсем иная
психология, ведь для них прошедшие годы - это так.... Конечно же. Но какая
интрига! Как они терпели нас все эти годы, делали приветливое лицо! Кстати,
я могу сказать вам кое-что, что подкрепит вашу версию. До последнего времени
здесь было не меньше десяти звездолетов, ну, и персонала соответственно. А
сейчас такой момент.
- Да, - сказала я, - да.
- Что-то вы погрустнели, Кристина. Я вот иногда думаю, каким же
могуществом должна обладать раса, способная к космическим перелетам, так
сказать, вживую.
- А вы в это верите? - живо спросила я.
- Верю - не верю. Я, Кристина, фольклорист, так что я уж и сам не могу
сказать, во что я верю, а во что нет. Мышление у меня такое, испорченное
мифологией. Я, может, и не верю, да только принужден брать в расчет, и
потому часто не могу отличить, что действительно реально, в реальности чего
я убежден, а что нереально. Понимаете?
- Н-не совсем, - сказала я, несколько ошарашенная.
- Так я объясню. Видите ли, кроме того, что я собираю фольклор, я ведь
анализирую, выявляю, так сказать, систему, ищу связи, сопоставляю с
мифологическими системами других планет. Понимаете? Я привык оперировать
мифологическими понятиями не со ссылкой на их недостоверность, а с полным
признанием их реальности. Я так привык, у меня такая работа, а ведь вера или
неверие суть принятие и непринятие.
Я улыбнулась. Небо сплошь уже было белесым, в серину, хотя десять минут
назад ярко светило солнце. Только слева открывалось размытое окно
голубоватого бледного оттенка, и по нему веером расходились полосы перистых
облаков. Воздух был теплым, но ветерок поостыл и задувал по-осеннему,
холодными порывами.
- А странно, вам не кажется, Кристина, что здесь нет художественной
литературы?
- Отчего же? - вяло сказала я, - Так бывает.
- И вовсе нет. Вы подумайте, прекрасные университеты, масса
образованных людей, Дома Сказаний в каждой деревне. Но никому даже в
Альвердене не пришло в голову собрать хотя бы эти сказания воедино, записать
их на бумаге. И это при том, что иная, научная литература процветает во
множестве. А художественная - только устная.
- Ну, вам виднее, - сказала я, - здесь мне с вами спорить трудно.
- А со мной, Кристина, спорить не надо, меня надо слушаться. А впрочем,
кому же спорить, как не вам, хоть я и сижу здесь десять лет. Вы ж у нас
княжна Севера!
- Михаил Александрович! - воскликнула я, задетая его насмешливым тоном.
- А что? - невозмутимо отозвался Каверин, - Все так и есть, разве нет?