"Лилия Баимбетова. Планета-мечта " - читать интересную книгу автора

бессмысленной фразой, мне неприятно было, что он заговорил об этом, - Всего
пять лет.
- Я читал отчеты той экспедиции, - сказал Кун из холла, слегка
улыбнувшись, - но не думал, что это вы... та девочка, которая потерялась и
нашлась только через год.
Я улыбнулась беспомощно и виновато, как улыбаются обычно люди, когда им
рассказывают о том, какими они были в детстве, какие глупости говорили и
делали. Расспросы о моем "чудесном путешествии" всегда вызывают у меня
чувства, аналогичные тем, которые я испытываю, когда у меня спрашивают о
том, как я в три года залезла под генеральный пульт управления и потом не
смогла вылезти. Это всегда так неприятно.
В холле космопорта было темно и довольно прохладно. Мы вошли и
остановились посредине этого пустого помещения с серыми панельными стенами.
Два темных коридора отходили в разные стороны, там по обеим стенам тянулись
белые двери; прямо перед нами начиналась лестница на второй этаж, широкая и
пологая, с белыми широкими перилами. Откуда-то с лестницы струился сероватый
рассеянный свет. В здании было страшно тихо, так иногда бывает в учебных
заведениях, когда все студенты на лекциях, но не во всех, а только в
некоторых. Там, где я училась, так бывало в корпусе химического факультета.
Каждый раз, когда заходишь туда, там было темно и тихо, на всех четырех
этажах тихо, все сидели по лабораториям.
Кун, извинившись, тотчас же ушел в боковой коридор. Барнс слегка
улыбнулся, проводив его взглядом, и повернулся ко мне.
- Ну, что же, - сказал он, словно рад был освободиться и от меня, и от
Куна, - Я думаю, показывать вам ничего не нужно, здание типовое. Нет?
- Нет, - сказала я, - не нужно.
- Вы извините, мне бежать надо. Найдете нежилую комнату, смело
селитесь. Народу у нас сейчас мало.
- А на звездолетах? - сказала я, - В смысле, там я могу пожить?
- Это вы с капитанами. Извините, - сказал он, прижимая руки к груди.
При его комплекции это выглядело комично, - Я уж побегу.
Он, и правда, побежал. Я посмотрела ему вслед, слабо усмехаясь: что же
он, ни одного живого координатора не видел? Меня это каждый раз так
неприятно поражает, а потом забывается: и ими забывается, и мной. Как-то
когда разработаешься, все эти условности забываются: кто координатор, а кто
не координатор.
И все же мне страшно, и когда я стояла там, в темном и пустом холле с
серыми стенами, ноги у меня подгибались от неожиданной слабости. Я здесь,
думала я. Я на Алатороа. Сколько лет прошло, а я снова здесь. Как это
странно. Как это могло случиться в моей жизни, в моей упорядоченной жизни
как это могло случиться? Словно не просто я вернулась, а чудо вернулось в
мою жизнь и принялось куролесить, как тогда. В какой-то книжке еще на Веге я
прочла одну строчку, которая запомнилась мне. "Сонм безнадежный чудес". Был
это какой-то поэтический сборник, но я не запомнила ни имени поэта, ни даже
о чем было стихотворение. Только это. И я помню, когда мой взгляд упал на
эти слова, мне с ужасающей ясностью привиделась Алатороа. Не что-то
конкретное, а просто она - со всем, что было на ней; мне вспомнилось
ощущение. Ощущение Алатороа. То самое, тревожащее сердце. Словно даль перед
тобой светла. Не знаю даже, как объяснить это ощущение. Я помню, когда я
была маленькой, я написала такой стишок: