"Владислав Бахревский. Похороненный среди царей" - читать интересную книгу автора

Владислав Бахревский

Похороненный среди царей

Печи топили до того жарко, что князю Михаиле Васильевичу перед
пробуждением вот уж третью ночь кряду снилась угольная яма. Стоит у
черной, в саже, стены, кругом черно, дымно. Сам он в белом, в
ослепительночистых одеждах царского рынды, оттого и неудобство. С ноги на
ногу не переступить, пошевелиться боязно: сажу на себя посадишь, в горящие
угли угодишь. Угли огромные! Над углями взметываются во тьму синие языки
пламени, и в пламенах этих мерещится залитое кровью лицо Михаилы
Игнатовича Татищева, убийцы Басманова убиенного в Новгороде по навету по
его, Скопина, попустительству и греху.

В третье сновиденье князь Михаила Васильевич, набравшись мужества,
спросил-таки убиенного:

- Чего тебе, Татищев, надобно?

И тот, колеблемый угарным воздухом, наклонился, завел руки под самый
низ кострища, черпнул полной пригоршней и принялся пить огонь с горящих
ладоней, и глядел на князя белыми, как у сваренной рыбы, глазами.

- Не я тебя убивал! - закричал на Татищева Скопин. - Мои руки чисты.

И показал руки.

Призрак засмеялся, и было видно, как падают с его губ длинные капли
горящей смолы, так льется слюна из пасти бешеных собак. Скопин поглядел на
руки свои, а в ладонях доверху - кровь.

- Неправда, - сказал князь Михаила и пробудился.
И горько ему было. Пожелал он, пожелал смерти Татищеву, за того же
Басманова, за подлый нож в спину, но пожелал не умом, не сердцем, а так, в
мимолетной в стыдной минуте ревности. У каждого ведь человека мелькают в
голове дьявольские промыслы... Ангелы, слава Богу, на страже, тотчас и
обелят черное.

Скопин с тоскою озирал опочивальню. Не стены ли навеивают сон? Здесь
отдыхал от своих кромешных дел царь Иоанн Грозный. Переменить бы спаленку,
да - Господи! - разговоров не оберешься.

Тело было липкое от пота, но мерещилось, что это кровь.

"Михаила, - снова закрыл глаза Скопин, - тезка!
Мог ли я умолчать о доносе на тебя? Сколько измены!
Кругом измена!"

Слова полуправды не развеяли смертной тоски, сосущей сердце. Донос
можно было огласить перед митрополитом Исидором, за четырьмя стенами, а