"Владислав Бахревский. Похороненный среди царей" - читать интересную книгу автора

не одна осажденная Москва, но и вся Россия с городами, с народами, от края
и до края. То был воистину день искренних слез, искренней благодарности и
торжества всего народа.

Но пришла после светлого дня первая мирная, покойная ночь. Не вся
Москва заснула благодарно, помянув доброе добрым словом. Во тьме боярских
хором пошли шепоты, свистящие, ненавистные. О, нет! Не всякое утро вечера
мудрее! Кто со злом ложился, тот со злом и проснулся.

Горе-воеводы, поганые "перелеты", порхавшие, как летучие мыши, от царя
Василия в Тушино, к Вору, и от Вора к царю, поехали друг к другу, да все с
вопросами: "А от ковой-то Скопин-то спас-то нас? Пан-то Рожинский сам
ушел, Сапега тоже сам. Кого побил-то княжич-то?
Давид-то новехенькйй?"

Эти говорили еще в ползлобы, с полной злобой к царю поспешали. И первым
явился к Василию Ивановичу братец его, князь Дмитрий, Большой воевода,
всегда и всеми битый.

-Ты что змею на грудь себе посадил?!- кинулся открывать глаза
царю-брату.- Не слышал разве, что Ляпунов уж повенчал племянничка нашего
твоим царским венцом? И племянничек рад-радехонек! Говорят, сидел-слушал,
мурлыча будто кот. С дарами отпустил рязанцев!

Дмитрий Иванович клеветал на Скопина при царице Марье Петровне. Она
пришла к государю позвать его на дитя полюбоваться, на царевну Анастасию,
на крошечку их, на кровиночку.

От таких-то злодейских слов Дмитрия Ивановича царица заплакала. Стыдно
стало царю за брата, хватил он его посохом поперек спины.

- Вон, брехун! Собаки лают, а он, помело, носит! Услышу еще от тебя
навет - на Красной площади велю выпороть!

Дурака прогнал, царицу утешил, на дочку полюбовался, порадовался, а как
сел один в царской комнате своей, так глазки-то свои и сощурил: народ и
впрямь души в "Михаиле не чает... Страшнее же всего прорицание Алены.
И это донесли, не пощадили. Алена на Крещенье выкрикивала, будто шапка
Мономаха впору Михаилу, тот Михаил тридцать три года будет носить венец
пресветльш русский.
Была любовь царя к воеводе золотая, стала бронзовая.
Блестит, да не озаряет.

Когда Боярская дума принялась судить-рядить, не пора ли отправляться
Скопину с Делагарди под Смоленск, государь Василий Иванович смалодушничал
и не то чтобы отстранил племянника от войска, но промолчал, не сказал кому
далее над полками воеводствовать. Тотчас и причина приличная сыскалась. На
князя Михаила Васильевича был подан извет, что он своею волей, не спросясь
государя, отдал шведскому королю город Корелы и обещал впредь отдать
другие-многие города и земли.