"Константин Сергеевич Бадигин. На морских дорогах" - читать интересную книгу автора

лепестки слюды.
5 мая в кают-компании "Садко" собрались капитаны всех кораблей, чтобы
поделить грузы, доставленные на самолетах. "Садко" был ближайшим к
аэродрому, и поэтому мы устроили на нем своеобразную оптовую базу.
Подсчеты показали, что после эвакуации 184 зимовщиков наш коллектив был
обеспечен продовольствием на 40 месяцев.
Начиналась размеренная, будничная жизнь зимовки. Жители лагеря тридцати
трех, как и прежде, не могли пожаловаться на избыток досуга. У каждого
было по горло работы.
С наступлением круглосуточного светлого времени возрос объем научных
исследований, центром которых по-прежнему оставался "Садко", располагавший
глубоководными лебедками и всеми необходимыми приборами.
На борту "Седова" Андрей Георгиевич Ефремов проводил в этот период
систематические наблюдения над наклонением видимого горизонта. Эти
наблюдения чрезвычайно важны для точной работы с секстантом. Кроме того,
Андрей Георгиевич наблюдал за поведением магнитного компаса.
На кораблях шла деятельная подготовка к навигации. Вероятно, на материке
многие удивлялись, читая наши сообщения о том, что корабли, унесенные
льдами в Центральный Арктический бассейн, где-то там, за 80-й параллелью,
готовятся к навигации. Но мы верили в возможности советского ледокольного
флота и рассчитывали, что "Красин", "Ермак" или достраивавшийся тогда в
Ленинграде ледокол "И. Сталин" пробьются к нам на выручку. Следовательно,
мы считали себя обязанными заранее подготовить свои котлы и машины к
походу.
На долю механиков "Седова" выпало много работы. Они прудились часто дни и
ночи напролет. Эти труды не пропали даром. И если бы руль нашего корабля
не был так изуродован льдами, "Седов" в это же лето покинул бы Центральный
Арктический бассейн вместе с другими кораблями.
С каждым днем становилось все теплее. Правда, май за 80-й параллелью куда
прохладнее, чем в Москве, но, во всяком случае, теперь ртуть в термометре
не спускалась ниже 15 градусов, а это, по нашим представлениям, была
весьма приличная температура. В мае я заболел и целый месяц провел в
постели.
За месяц льды изменились до неузнаваемости. Снег таял, обнажая
грязно-желтые ропаки{3} старого, многолетнего льда. Там и сям синели
снежницы - глубокие лужи талой воды. В некоторых местах лед протаял
насквозь. К этим естественным колодцам стекались с веселым журчанием
потоки воды. Они несли с собой щепки, обрывки бумаги, мусор, сброшенный с
кораблей,- все это напоминало раннюю весну Большой земли.
Толщина ледяного покрова значительно уменьшилась, и верхняя кромка пера
руля теперь явственно выступала из-под рыжевато-бурого льда. Надо было
браться за расчистку льдов под кромкой, чтобы проверить наконец состояние
руля и винта.
Вечером я записал в дневнике:
"Северный Ледовитый океан, 20 июня. Итак, уже почти девять месяцев наш
караван дрейфует во льдах. Сейчас находимся на 81°11',2 северной широты и
140°38' восточной долготы. Ветры часто меняются. Поэтому за месяц нас
отнесло к северу всего на 16 миль.
За последние дни пейзаж в районе дрейфа резко изменился. Вместо
белоснежной равнины льдов кругом раскинулась бесконечная цепь озер