"Константин Бадигин. Кораблекрушение у острова Надежды (Роман-хроника времен XVI века)" - читать интересную книгу автора

Перед самым отъездом, когда все было готово к дороге, младенца
Дмитрия принесли к Федору Ивановичу попрощаться.
Морщась от боли, царь сполз с высокого кресла. По малости роста он
спустил на пол сначала одну ногу, а затем вторую и, пошатываясь, подошел к
царице Марье, державшей на руках сына.
Провожание было обставлено торжественно. По стенам палаты выстроились
бояре, князья и ближние люди. У трона застыли с секирами в руках рослые
телохранители.
Царь Федор Иванович взял мальчика к себе и, прижав к груди, заплакал.
Собравшиеся почтительно слушали царские всхлипывания. Поуспокоившись, он
погладил царевичу головку.
- Иди, братец мой, с богом, - произнес царь едва слышно. - Дай бог
тебе возмужать, а мне царствовать. Ежели бог продолжит живота моего, ты
поспеешь царством владеть, и я тогда тебе поступлюсь престолом, а сам в
тихости пребуду и как бог захочет, понеже не вельми желаю власти. Жалко
мне тебя, братец родненький, ох, как жалко!.. - Царь снова жалобно
всхлипнул.
Кроме Бориса Годунова, стоявшего близ царя, и дьяка Андрея Щелкалова,
никто не понял ни слова из царской речи. А для Годунова царские слова были
неожиданны и неприятны.
- Мамка, боюсь! - вдруг закричал царевич, упершись ручонками в грудь
Федору Ивановичу. - Мамка, возьми меня!
- Великий государь, - тихо, но твердо сказал Борис Годунов,
пригнувшись к царскому уху, - дорога царевичу предстоит дальняя, разреши
отъезд.
- Иди, свет мой здрав, в путь, - передавая царице оравшего во всю
глотку младенца, заторопился Федор Иванович. - Чтоб мне радостно было и
впредь видеть тебя. - Он несколько раз поспешно перекрестил Дмитрия. -
Возьми просфирку свяченую в дорогу. Мало ли что может приключиться,
просфирка-то и поможет.
Вручив просфирку царице, Федор Иванович, прихрамывая, вышел из
Грановитой палаты. Он спешил на колокольню Успенского собора. Колокольный
звон радовал душу Федора Ивановича, и он почитал за праздник потрезвонить
вместо пономаря. Но не всегда советники разрешали ему позабавиться...
За царем последовали духовник и Борис Годунов. Остальные бояре,
покачивая высокими меховыми шапками, потянулись к сеням.
...Богдан Бельский поджидал царицу Марью у низкой двери, едва
заметной в глубокой нише. В теплой накидной шубе из черных соболей,
разукрашенной узорами и каменьями, она появилась перед оружничим. Царицу
поразил необычный вид дядьки. Он был одет так богато и красиво, как
никогда не одевался, и, пожалуй, убранством не уступал ни Борису Годунову,
ни Ивану Глинскому. На плечах его ловко сидел кафтан из тонкого сукна с
золотыми петлями и пуговицами. Зеленые сафьяновые сапоги с высокими
каблуками. На саблю глазам глядеть больно, вся она в сверкающих
драгоценных камнях. А шапке, украшавшей голову оружничего, по цене не было
равной во всей Москве.
- Государыня, - сказал Богдан Бельский, склонив голову, - не забудь
холопа своего Богдашку на уделе в Угличе. Тошно мне будет не видеть лица
твоего.
Царица удивилась еще больше. Подобных слов она не ждала от