"Алексей Бабий. Палата 226" - читать интересную книгу автора

закончить не успел, поскольку мгновенно уснул.

Жалобы

Очнулся я уже в палате, оттого, что кто-то ходил по моей руке. Я скосил
глаза и увидел таракана. Я не имею ничего против тараканов - это мирные
животные, которые не пищат, не грызут ничего, не путаются под ногами. Еще бы
не оставляли где попало свои какашки - им бы вообще цены не было. Но этот не
просто ходил, он топал по мне ножищами! И каждый его шаг отзывался во всем
моем теле. Я решил его стряхнуть - но вышло только какое-то слабое
шевеление. Супостат посмотрел на меня с недоумением, шевельнул усами и пошел
дальше. Тут я понял, что анекдоты про дистрофиков вовсе не выдумка.
Наутро врач спросила меня: "Жалобы есть?". Есть, сказал я. Вот, книгу
не могу в руках держать, сил не хватает. Надо сказать, я прихватил в
больницу здоровенный том Воннегута из серии "все в одном", который давно уже
целился перечитать. Не помню, сколько там было страниц, но точно больше
тысячи. Обидно было лежать с этим Воннегутом вхолостую, но за первые два дня
после операции я прочитал от силы страниц десять.
(Кстати, потом лечащий врач первым делом смотрела, где у меня закладка,
а уже потом щупала мне живот. Когда я перевалил за пятисотую страницу, она
задумчиво сказала, что, пожалуй, пора меня уже выписывать.)
Еще через день мне разрешили вставать и даже ходить. Я ходил, как все.
То есть шаркающей походкой, с напряженным лицом, почему-то боком вперед,
держась за пузо. К пузу, кстати, была прикреплена какая-то банка, в которую
из этого пуза поступало что-то там лишнее. К этому времени я уже неделю
ничего не ел, да и не пил почти, а питался исключительно из капельницы.

Оперативное вмешательство

Наша палата была прямо напротив мужского туалета. Этот туалет очень
редко использовался по назначению. Во-первых, его почему-то облюбовали
женщины. Во-вторых, народ со всего этажа ходил в него курить. Почему-то
именно в этот, хотя были и другие туалеты, а главное, была еще и специально
оборудованная курилка, с вытяжкой, песком и прочими удобствами. Но курилка
пустовала, а в нашем туалете все время висело плотное облако дыма. И этот
дым вытягивало прямо в нашу палату. Такие дела, как говаривал Воннегут.
Понятное дело, в нашей палате (сплошь, кстати, некурящей) по этому
поводу сильно возмущались. Но на войну вышел только один дед, да я еще за
компанию. Дед, как начал воевать в 1941 году, так до сих пор и не мог
остановиться. А я, видать, все по привычке пытался восстановить мировую
гармонию. Потому что дым-то мне был по барабану. Я с детства не чувствую
запахов.
Разведка донесла, что в туалете - сразу двое курильщиков. Тут-то мы с
дедом и вышли на тропу войны. Сильно качаясь, мы сказали нарушителям все,
что о них думаем и обрисовали их ближайшие перспективы. Например, мы
заявили: "если вы, педерасты, не перестанете курить в сортире, то вам
придется лежать во всех хирургических отделениях сразу, а не в одном, как
сейчас". Ну, то есть я речь привожу, конечно, в переводе. Мы для
доходчивости изъяснялись матом. А для убедительности стучали в дверь: я -
ногой, а дед - палкой.