"Алексей Бабий. Скучно в городе Пекине (курортный роман)" - читать интересную книгу автора

громко и фальшиво хохочет. Курортная публика жрет все подряд, покупает что
попало, торчит изо всех окон, со всех скамеек, из-под каждого куста.
Курортная публика... да что там говорить - можно подумать, вы не видели
курортной публики!
В санаторий я являюсь только затем, чтобы поваляться в радоновой ванне,
получить очередную порцию жидкости из шприца "в мягкие ткани" и порцию
гнусного первого-второго-третьего в желудок. За день я произношу всего
десяток слов, и все в столовой: "Доброе утро (день, вечер)" и "приятного
аппетита" (3 раза). Вот чего мне не хватает в жизни - так это одиночества.
Лет пять назад я вполне серьезно узнавал у юристов, за какие деяния сажают
в одиночную камеру. Так вот, оказывается, у нас это не принято.
Оказывается, это негуманно.
И вот целыми днями я шляюсь по лесу, и нахожу удовольствие в пении
идиотских песен, и отдаюсь постыднейшему из своих пороков: сочинению
стихов. Графомания - это болезнь, и болезнь позорная, вроде недержания
мочи. И неизлечимая. Вообще в жизни я придерживаюсь правила "не умеешь - не
берись". Но с моей музой шутки плохи: это вам не слабое создание, бряцающее
на лире. Моя муза крепкого сложения, яростная и неутомимая. Она извещает
меня о своем приходе: часа за четыре где-то в горле начинается щекотание, и
кто-то внутри меня похохатывает, как похохатываает человек, читая, скажем,
"Двенадцать стульев" - несильно, но постоянно. Я обреченно готовлюсь:
расчищаю вечер, готовлю бумагу, запасаюсь стрежнями. Муза врывается, тряся
своими персями, смешки перерастают в сатанинский смех, и начинается оргия.
Теперь я не тварь и вошь, я бог, создающий миры, и я создаю их и вижу
содеянное, и говорю, что это хорошо, строчки прут из меня, как... прошу
пардону, но самое точное сравнение оказалось не самым аппетитным. Но оно
все-таки самое точное, потому что утром я все это брезгливо перечитываю,
приговаривая: "В сортир... В сортир... И это - в сортир..." Ну посудите
сами, куда годится, например, такое:

На берегу пустынных волн
Сидел я, дум великих полн.
За мной закат в сто солнц горел,
А я сидел, сидел, сидел...
А прямо в ноги бил прибой,
А чайки реяли гурьбой,
А я сидел, сидел, сидел,
И в даль далекую глядел!
Сидел я, дум великих полн,
На берегу пустынных волн...
Чего же я такого съел,
Что, сняв штаны, весь день сидел?

Ну куда это годится, кроме как в сортир? Я уж не говорю о том, что, за
исключением двух-трех строк, это сплошной плагиат. И можете ли вы
представить чаек, которые гурьбой реют? Бред какой-то.
А вот еще. Это уже из датской поэзии: по вирше на каждую лечебную
процедуру. Знаете ли вы, что такое циркулярный душ? Нет? Вам крупно
повезло: это нечто среднее между душем и циркулярной пилой.