"Исаак Эммануилович Бабель. У святого Валента (Авт.сборник "Конармия", 1926)" - читать интересную книгу автора

Исаак Эммануилович БАБЕЛЬ


У СВЯТОГО ВАЛЕНТА

(Авт. сборник "Конармия" (1926))

Дивизия наша заняла Берестечко вчера вечером. Штаб остановился в доме
ксендза Тузинкевича. Переодевшись бабой, Тузинкевич бежал из Берестечка
перед вступлением наших войск. О нем я знаю, что он сорок пять лет возился с
богом в Берестечке и был хорошим ксендзом. Когда жители хотят, чтобы мы это
поняли, они говорят - его любили евреи. При Тузинкевиче обновили древний
костел. Ремонт кончили в день трехсотлетия храма. Из Житомира приехал тогда
епископ. Прелаты в шелковых рясах служили перед костелом молебен. Пузатые и
благостные - они стояли, как колокола в росистой траве. Из окрестных сел
текли покорствующие реки. Мужичье преклоняло колена, целовало руки и на
небесах в тот день пламенели невиданные облака. Небесные флаги веяли в честь
старого костела. Сам епископ поцеловал Тузинкевича в лоб и назвал его отцом
Берестечка, pater Beresteckea.
Эту историю узнал я утром в штабе, где разбирал донесение обходной
колонны нашей, ведшей разведку на Львов в районе Радзихова. Я читал бумаги,
и храп вестовых за моей спиной говорил о нескончаемой нашей бездомности.
Писаря, отсыревшие от бессонницы, писали приказы по дивизии, ели огурцы и
чихали. Только к полудню я освободился и подошел к окну и увидел храм
Берестечка - могущественный и белый. Он светился в нежарком солнце, как
фаянсовая башня. Молнии полудня блистали в его глянцевитых боках. Выпуклая
их линия начиналась у древней зелени куполов и легко сбегала книзу. Розовые
жилы тлели в белом камне фронтона, и на вершине были колонны, тонкие, как
свечи.
Потом пение органа поразило мой слух, и в дверях штаба появилась старуха
с распущенными желтыми волосами. Она двигалась, как собака с перебитой
лапой, кружась и припадая к земле. Зрачки ее были налиты белой влагой
слепоты и брызгали слезами. Звуки органа, то тягостные, то поспешные,
подплывали к нам. Полет их был труден, и след их звенел жалобно и долго.
Старуха вытерла слезы желтыми своими волосами, села на землю и стала
целовать сапоги мои у колена. Орган умолк и потом захохотал на басовых
нотах. Я схватил старуху за руку и оглянулся. Писаря стучали на машинках,
вестовые храпели все заливистей и шпоры их резали войлок под бархатной
обивкой диванов. Старуха целовала мои сапоги с нежностью, обняв их, как
младенца. Я потащил ее к выходу и запер за собой дверь. Костел стал передо
мной ослепительный, как декорация. Боковые ворота его были раскрыты и на
могилах польских офицеров валялись конские черепа.
Мы вбежали во двор, прошли сумрачный коридор и попали в квадратную
комнату, пристроенную к алтарю. Там хозяйничала Сашка, любовница Шевелева и
сестра 31 полка. Она разорвала ризы и сорвала шелк с чьих-то одеяний.
Мертвенный аромат парчи, рассыпавшихся цветов, душистого тления лился в ее
трепещущие ноздри, щекоча ее и отравляя. Потом в комнату вошли казаки. Они
захохотали и схватили ее за грудь и сунули ей под юбки золоченые палки от
балдахина. Курдюков, придурковатый малый, ударил ее по носу кадилом, а
Биценко кинул с размаху на гору материй и священных книг. Казаки заголили