"Исаак Бабель. Рассказы" - читать интересную книгу авторамужчинами. А грудь-то пудовую куда денешь? Вот подите же!
На четвертый год к доктору пошла, говорит: - В голове у меня тяжко: то огнем полыхает, а то слабну... А доктор возьми да ответь: - Нешто у вас на дворе мало парней бегает? Ах ты, баба... - Не осмелиться мне, - плачет Ксения: - нежная я... И верно, что нежная. Глаза у Ксении синие с горьковатою слезой. Старуха Морозиха тут все дело спроворила. Старуха Морозиха на всю улицу повитуха и знахарка была. Такие до бабьего чрева безжалостные. Им бы паровать, а там хоть трава не расти. - Я, - грит, - тебя, Ксения, обеспечу. Суха земля потрескалась. Ей божий дождик надобен. В бабе грибок ходить должен, сырой, вонюченькой. И привела. Валентин Иванович называется. Неказист, да затейлив - умел песни складать. Тела никакого, волос длинный, прыщи радугой переливаются. А Ксении бугай, что ли, нужен? Песни складает и мужчина - лучше во всем мире не найти. Напекла баба блинов со сто, пирог с изюмом. На кровати у Ксении три перины положены, а подушек шесть, все пуховые, - катай, Валя! Приспел вечер, сбилась компания в комнатенке за кухней, все по стопке выпили. Морозиха шелковый платочек надела, вот ведь какая почтенная. А Валентин бесподобные речи ведет: - Ах, дружочек мой Ксения, заброшенный я на этом свете легкомысленно. Придет ночь со звездами и с черными веерами - разве выразишь душу в стихе? Ах, много во мне этой застенчивости... Слово по слово. Выпили, конечно, водки две бутылки полных, а вина и все три. Много не говорить, а пять рублей на угощение пошло, - не шутка! Валентин мой румянец получил прямо коричневый и стихи сказывает таково зычно. Морозиха от стола тогда отодвинулась. - Я, - говорит, - Ксеньюшка, отнесусь, господь со мной, - промеж вас любовь будет. Как, - говорит, - вы на лежанку ляжете, ты с него сапоги сними. Мужчины, - на них не настираешься... А хмель-то играет. Валентин себя как за волосы цапнет, крутит их. - У меня, - говорит, - виденья. Я как выпью - у меня виденья. Вот вижу я - ты, Ксения, мертвая, лицо у тебя омерзительное. А я поп - за твоим гробом хожу и кадилом помахиваю. И тут он, конечно, голос поднял. Ну, не больше чем женщина, она-то. Само собой она уже и кофточку невзначай расстегнула. - Не кричите, Валентин Иванович, - шепчет баба, - не кричите, хозяева услышат... |
|
|