"Аркадий Бабченко. Десять серий о войне" - читать интересную книгу автора

день безуспешно брал крестообразную больницу, неся большие потери, а мы
топтались на первой линии домов частного сектора, не в силах продвинуться
дальше. Штурм захлебывался, и было не до Яковлева. Его занесли в списки
самовольно оставивших часть, автомат списали на боевые потери и замяли это
дело.
Нашли его опять же омоновцы, через два дня. Зачищая подвал одного из
коттеджей, они наткнулись на изуродованное тело. Это был Яковлев.
"Чехи" вскрыли его, как консервную банку, достали кишечник и удушили
его, еще живого, собственными кишками. На аккуратно побеленной стене, под
которой он лежал, они написали его кровью "Аллах акбар", а на ноги надели
белые носки -- белых тапочек у них не нашлось.

Корова


Корова эта досталась нам в наследство от Буйнакской бригады, которую мы
меняли в горах.
Тощая до невозможности, она напоминала узников фашистских концлагерей и
уже доходила до ручки: сутки напролет лежала, уставясь пустыми глазами в
одну точку на горизонте, даже не зализывая раненное осколком от ПТУРа плечо.
В первый же вечер мы приволокли корове огромную охапку сена. Она повела
ноздрями, лизнула его длинным языком, кося на нас одним глазом, еще не веря
в свое счастье. Потом захрустела сеном и жевала не останавливаясь два дня,
позабыв про сон,-- десантники ее не кормили. Сначала она ела все так же
лежа, потом встала.
Дня через три, когда корова уже могла ходить, Мутный надоил с нее
кружку молока. И хотя молоко было без капли жира, невкусным и пустым, мы
выпили его как божественный нектар. Пили по очереди -- каждому по глотку --
и радовались за корову.
А на следующий день у коровы пошла носом кровь. Она умирала, и мы, не
глядя ей в глаза, повели ее в овраг добивать. Она шла еле-еле, слабые ноги
подгибались, и мы материли ее за то, что она затягивает расстрел.
Одегов, ведший корову на веревке, подвел ее к краю оврага, развернул и
как-то торопливо, плохо прицелившись, выстрелил. Пуля пробила корове носовую
перегородку -- я слышал, как ломались кости, тупой такой удар и тихий
хруст,-- корова пошатнулась, посмотрела на нас, поняла, что мы ее убиваем, и
покорно опустила голову.
Из ее носа обильно хлынула черная со сгустками кровь. Одегов,
прицеливавшийся для второго выстрела, вдруг опустил автомат, развернулся и
быстро пошел вверх по склону. Тогда я догнал его, взял автомат и,
вернувшись, в упор выстрелил корове между ушей. Ее глаза дернулись вверх,
провожая взглядом убившую ее пулю, закатились, и она сползла по склону
оврага.
Мы еще долго стояли на краю склона и смотрели на мертвую корову. Кровь
на ее носу запеклась, и мухи уже заползали ей в ноздри. Потом я дернул
Одегова за рукав.
-- Это всего лишь корова.
-- Да.
-- Пойдем.
-- Да.