"Вольдемар Бааль. Источник забвения" - читать интересную книгу авторатут же вдруг заказал переговоры с Долгим Логом - получилось само собой,
словно подобные переговоры были делом обыденным и давно предусмотренным. Выйдя из почты, он почувствовал радостную легкость, как будто удачно обтяпал какое-то дельце, обхитрил кого-то, объегорил, наконец, своего приятеля-коллегу в шахматы. Переговоры были назначены на следующий день, и он уже из дому позвонил Алевтине Викторовне, что завтра задержится, может быть, до полудня. - Важное дело, - сказал он. - Так и передайте шефу, если будет интересоваться. - И она преданно задакала. Нового директора никто пока что не рисковал назвать "Мэтром"; кое-кто, и среди них Алевтина Викторовна, были уверены, что он этого так и не дождется. Уже с утра было жарко. Визин встал, принял душ, позавтракал. Потом плотнее затянул шторы на окнах - они были горячими. Потом сел за стол, приготовив бумагу и авторучку. Он волновался. Он пытался вообразить несколько вариантов предстоящего разговора, проработать их мысленно, но ничего не выходило - в голове колобродил какой-то вздор, рука сама собой выводила какие-то косолапые фразы, вроде "и был бы вам очень признателен" или "обстоятельство, которое меня некоторым образом заинтересовало", к чему затем было добавлено "как химика". Говорить надо, размышлял он, непринужденно, может быть, даже чуть-чуть лениво, а то им там еще покажется, что тут ах как возбуждены, рвут на части их периферийную стряпню. "Интереснейшее явление природы", видите ли... "Смешались правда, поэтический домысел и мечта..." А волнение все усиливалось. трески, попискивания, проверили номер телефона, квитанции и велели не класть трубку. Визин увидел, что рука его дрожит; он прочистил горло, принял свободную позу в кресле, затем перешел на диван, развалился и стал смотреть на малиновую с темно-фиолетовыми разводами, акварель жены, которая была удостоена премии Союза художников: она изображала закат над озером. Визин принудил себя сосредоточиться на картине; она никогда не вызывала в нем особых эмоций, - как, впрочем, и все творчество жены, - а лишь легкое удивление, как перед диковинкой или забавой, но он привык к ней, привык, что она - лучшая работа, высоко оценена, - подумать только, за нее давали триста рублей! - что висит именно на этом месте, и если бы ее убрали, равновесие было бы нарушено. Визин смотрел на пестрые, с зыбкими очертаниями облака, и что-то сегодня протестовало в нем: не облака вызывали протест, а нечто в нем самом, что мешало видеть картину глазами тех, кто находил в ней красоту и откровение. Раньше он не испытывал ничего подобного. Рука вывела на бумаге еще одну фразу - "Наука умеет много гитик". И тут же вспомнились слова одного из наиболее ярых оппонентов-инолюбов - "Ваша однобокая наука... ваша однобокая наука..." И еще: "Вся история человечества - погоня за невозможным. Если бы все неизменно поступали по правилам и предписаниям, то и сегодня еще пребывали на уровне троглодитов..." "Наша однобокая наука, - мысленно повторил Визин. - Я, кажется, осмеливаюсь поступать не по правилам, осмеливаюсь на Поступок, как говорил Мэтр. Меня, определенно, тоже укусил микроб..." Вслед за тем он подумал |
|
|