"Анатолий Азольский. Афанасий (Производственный роман) " - читать интересную книгу автора

дорогой товарищ, несчастья только укрепляют семью (для электриков с
достатком находились не менее ободряющие призывы). Раз в две недели он
устраивал по утрам спектакль, к себе в кабинет не поднимался и не ждал там
сменного энергетика с докладом о происшествиях за вечер и ночь; он степенно
приближался, миновав проходную, к дверям подстанции. "Посторонним вход
воспрещен!" - такая надпись преграждала дорогу всем любопытным, но не
главному же энергетику.
Входил, соблюдая им же введенный ритуал: громко захлопывал дверь за
собой, начинал истово вытирать ноги о резиновый коврик, будто он на пороге
храма, где величественно и гулко, куда входить следует с чистыми помыслами,
умиротворенно, поникнув головой...
А ведь и впрямь: подстанция подавляла своими размерами. Потолок - чуть
ниже облаков, слева от входа - щиты с рубильниками, далеко вдали - два
"тысячника", два трансформатора, понижающих напряжение с десяти киловольт до
шести (на высоковольтные станки), стандартное производственное (380 вольт)
подавалось от них же; справа тремя рядами выстроились ячейки КРУ,
комплектно-распределительные устройства, числом за сотню, все пронумерованы,
цифры на дверцах выведены белой краской. Человеческий организм живет
сердцем, которое равномерными толчками наполняет кровью артерии, - так и
завод работает потому лишь, что ЦРП подавал электричество на станки: стоит
распахнуть дверцу ячейки, взяться за рукоятку масляного выключателя, рывком
вогнать ножи в губки кабеля, питающего высоковольтный двигатель, который
далеко, за стенами, в цехе, - и немедленно шесть тысяч вольт окутают статор,
а тот закрутит ротор, а на валу его - многотонная махина какого-либо
агрегата; в этом рывке всегда сладостное чувство преодоления таинственного и
хитроумного запрета, когда ищущие потягивания рукоятки находят все же
зацеп - и резкое движение вверх пробуждает дремлющую энергию, масло вбирает
в себя неминуемые искрения... Две стометровые дорожки между рядами ячеек
покрыты рифленой резиной, в глазах рябит от предостерегающих плакатов, на
видных местах - резиновые перчатки, способные выдержать шесть киловольт, еще
большей стойкости резиновые сапоги и измерительные штанги для проверки
высокого напряжения, - все чисто, ни соринки, ни пылинки. У дальней стены за
низким ограждением шумят три генератора постоянного тока...
Сюда, на резиновые коврики, ступали ноги Ефима Николаевича Проскурина,
главного энергетика, не оставляя на них следов греховной городской жизни;
обувь очищена от скверны, главный энергетик входил под своды храма и
безмолвной неподвижностью отдавал должное значимости центрального
распределительного поста, где все всегда прибрано, где почти стерильно - и
такими же чистыми обязаны быть помыслы электриков завода, а на нем, заводе,
полным-полно мигрирующей по столице пьяни да разных уличенных невесть в чем
граждан. Сменный энергетик (за спиной его - дежурный по ЦРП) почтительно
приближался к начальнику, одетому для партера Большого театра. После теплого
рукопожатия по резине дорожек шествовали они, мирно беседуя, - сменный
энергетик и Проскурин, два строителя коммунизма, два гражданина великой
державы, обеспокоенные происками американского империализма и прочими
разными бяками мироустройства.
"Мне недавно попалось на глаза эссе Сартра... Как вам кажется, все эти
надрывные вопли об экзистенциализме - не признак ли оскудения западной
философии?" На что подчиненный, даже если он слыхом не слыхивал ни о
каком-то Сартре, ответствовал: "Давить гадов этих надо!.."; зато сменный