"Анатолий Азольский. Затяжной выстрел" - читать интересную книгу автора

формарс, в командно-дальномерный пост (КДП). Утром его подменили на завтрак,
и Олег успел забежать в каюту, где он не был со вчерашнего обеда, взять
пачку папирос. Вновь рывок по трапам фок-мачты до площадки формарса - и в
открывшемся люке КДП показался капитан-лейтенант Валерьянов, командир
дивизиона, жестом разрешил Манцеву постоять на формарсе, проветриться,
осмотреться.
Эсминцы, всю ночь шедшие справа, переместились на корму. Линкор
поменялся местами с "Куйбышевым" и шел в кильватер ему. Сзади "Дзержинский",
за ним "Ворошилов". Что за "Ворошиловым" - это увидится позже, при
повороте. На сигнальных фалах линкора флаги, по эскадре объявлена
противокатерная готовность No 1. Безбрежная ширь моря открывалась
человеческим глазам, но глаза видели главное - адмиральские фуражки на
крыльях флагманского мостика, и, поглядывая на золотое шитье фуражек, Олег
Манцев прикидывал. удастся ли ему к концу похода сохранить руки, ноги,
голову и плечи с офицерскими погонами. Только что в кают-компании объявили:
командир 6-й батареи от должности отстранен, и вся вина его в том, что не
знал он какой-то мелочи, пустяка, но незнание обнаружено командующим
эскадрой, не кем иным. Адмирал, человек тихий и немногословный, поднялся на
ходовой мостик, постоял рядом с лейтенантом, спросил о створных знаках
Новороссийской бухты и правильного ответа не получил. И ничего не сказал. Ни
словечка. И нет уже командира 6-й батареи, сидит в каюте на чемоданах.
Случись такое на офицерской учебе в кают-компании, капитан 2 ранга Милютин
врезал бы незнайке пять суток ареста при каюте - в худшем случае, а в
лучшем посоветовал бы "славному артиллеристу" пересдать ему лично лоцию. Но
незнание выявлено командующим эскадрой - н меры воздействия поэтому другие.
И никого не обвинишь ни в жестокости, ни в поспешности. Командующий эскадрой
вообще не знает, какие меры приняты и как наказан офицер, которого он ночью
и рассмотреть-то не мог. И командир линкора прав, так сурово наказывая,
потому что предупреждал ведь, учил, намекал, в лейтенантские головы вбивал
те самые пустячки и мелочи, интересоваться которыми так любят адмиралы.
Неделю назад, к примеру, поднялся командир на ют, Манцев подлетел к нему с
рапортом, а командир оборвал его вопросом: "Инкерманские створные?.." Манцев
радостно заорал: "274,5 - 94,5 градуса, товарищ командир!" - "Молодец! "
С самого начала, текли мысли Олега Манцева, можно было предугадать, что
поход будет тяжелейшим. За три часа до выхода в море на борт линкора один за
другим стали прибывать адмиралы. Все были нервными, взвинченными - потому,
наверное, что главный инспектор Немченко в Севастополь не торопился, из
Одессы скакнул в Новороссийск, оттуда в Керчь. Первым на парадный трап
линкора ступил начальник штаба эскадры. Взбежав на палубу, он ткнул пальцем
в микроскопических размеров щепочку (возможно, ее и не было вовсе),
отмахнулся от рапорта командира и разорался: "Это не линкор!.. Это мусорная
баржа!.. Я не могу держать свой флаг на лесовозе!" Наверное, командира
впервые за шестнадцать лет его офицерской службы оскорбляли не для
"профилактики", а просто так, для разминки. Но стерпел командир, ничем себя
не выдал. Олег все видел, все замечал: вахтенный обязан все видеть и все
замечать!.. Потом прибыл сам командующий эскадрой, но команда, выстроенная
на шкафуте, продолжала стоять четырьмя шеренгами. Еще полчаса ожидания - и
начальник штаба флота. Затем катер командующего флотом отвалил от Графской
пристани. На "Куйбышеве" сыграли "захождение", потом на "Ворошилове"...
Палуба родного корабля казалась раскаленной сковородкой, к концу вахты семь