"Николай Иванович Иванов. Воспоминания театрального антрепренера " - читать интересную книгу автора

привилась, что, после 1812 года, отец выбрал ее своею фамилией при переходе
в российские граждане, который состоялся согласно высочайшему указу о
принятии иностранцами подданства России или немедленного выезда из нее.
Перед вторжением в Москву французов, отец вместе с моею матерью и мною,
тогда грудным младенцем, отправился в Кострому. Фабрику свою он, разумеется,
оставил на произвол судьбы. В достопамятный пожар она сгорела дотла,
совершенно раззорив отца, потому что в огне погибло все ценное и необходимое
для продолжения работ, если бы он захотел, по истечении тяжелого времени,
приняться за свое дело опять. Он ничего не мог спасти, при торопливом выезде
из Москвы, кроме небольшого пакета с наличными деньгами, которых не хватило
бы ни на какое, даже самое скромное, начало фабричной деятельности. Таким
образом, отец принужден был бросить всякие попытки стать на прежнюю дорогу и
продолжать безбедное существование.
В силу материальных стеснений, пришлось остаться в Костроме совсем и
перебиваться с копейки на копейку, тем более, что вывезенный из Москвы
капитал приходил к концу и нам грозила нищета, а между тем семейство наше с
каждым годом увеличивалось и предъявляло отцу все большие и большие
требования. Внимая голосу нужды, отец пристроился на какое-то
малооплачиваемое место и занимал его до самой смерти, случившейся в начале
двадцатых годов, когда я был еще подростком.
Не задолго до своей кончины, отец отдал меня в кадетский корпус,
который временно находился в Костроме. Этот корпус со всеми своими
воспитанниками в двенадцатом году был переселен из Москвы в наш город и, по
истечении сравнительно большого времени, снова был водворен в свое прежнее
московское помещение. В Костроме он занимал большое здание на нынешней
Кишеневской, а в то время Русиной, улицы, которое впоследствии было
перестроено в театр, впрочем, существовавший весьма непродолжительное время.
Вскоре по поступлении моем в корпус, вышел приказ, в котором
говорилось, что в корпусах могут учиться только дети потомственных дворян, а
так как я значился купеческим сыном, то меня уволили в числе прочих
несчастных разночинцев. Проучился я всего на всего семь месяцев и этим
ограничилось мое образование. Значит, всю жизнь я руководствовался только
теми премудростями, которые мог усвоить в этот короткий период времени.
Будучи восьми лет, я пел на клиросе в церкви Всех Святых, на Дворцовой
улице, и обладая верным слухом, музыкальною памятью и недурным альтом, я
сделался заметным певчим и встретил как со стороны причта, так и со стороны
прихожан, поощрение, выражавшееся пока в ласках...
Антрепренер костромского театра, Василий Евграфович Обрезков, богатый
помещик, имевший более 800 душ крестьян, услыхав мое пение в церкви, пристал
к моему отцу, чтобы он разрешил мне выступить в его театре, в партии
мальчика в старинной опере "Русалка". Обрезков объяснил надобность во мне
тем, что ни один из мальчуганов его дворни, и дворни генерала Карцева, не
оказывается способным к музыке и не может справиться с незначительным в
вокальном отношении номером оперы. Отец согласился и, по просьбе Обрезкова,
повел меня в театр смотреть первую часть "Русалки", которая состояла из
четырех частей, исполнявшихся не в одно представление разом, а дробившихся
на четыре отдельные. Из посещения театра, по мнению антрепренера, я должен
был вынести понятие об элементарных условиях сцены и ознакомиться с
технической стороной исполнения. В первой части у меня выхода не было; я
должен был выступить во второй...