"Емельян Аввакумов. Завещание вурдалака " - читать интересную книгу автора

розовой кофточки недвусмысленно обозначилась соблазнительная ложбинка. - Но
вы все же попытайтесь. Съездите на Путейскую, соседей поспрашивайте. А кроме
того, попробуйте в городскую библиотеку сходить. Большинство материалов тех
лет - я имею в виду личные дела - сейчас там. У нас, видите ли, условия
хранения просто ужасные. Сырость, плесень, ценные документы теряем. Так что
временно перевели основные фонды в центр. На Карасеву там приличное досье
имеется.
- Не посоветуете, к кому там обратиться? - спросил Павел, разглядывая
отороченный кружевной тесемкой вырез розовой кофточки.
- Ну почему не посоветую? - не задумываясь, ответила Людочка, поводя
плечами. - У меня подружка там работает. Катя Сельцова. Только к ней уж,
наверное, в понедельник только попадете. Завтра она выходная.
Павел вышел из архива, ругаясь про себя. Понедельник! Только этого не
хватало! Целых два пустых дня в этой Богом забытой дыре! А он-то рассчитывал
разделаться с бабкиными делами за сегодня! Что скажет Мак-Кормик, если он
еще два дня не выйдет на связь? Ничего не скажет, а просто съест его, Павла,
с кашей. И правильно сделает.
Как ему надоело это бесконечное увиливание от своих обязанностей...
Словно школьник, выдумывающий невероятные причины, лишь бы не ходить на
уроки, Павел принялся лихорадочно сочинять, что сможет послужить достаточным
оправданием его затянувшегося пребывания в Глинске. На ум как-то ничего
подходящего не пришло, и Павел с досады стукнул кулаком о собственную
ладонь.
Неприятное ощущение вернуло его к реальности. Ну что он, в конце
концов, так разволновался? Подумаешь - одним делом больше, одним меньше!
Найдет Мак-Кормик ему замену. Немножко пошумит и найдет. Имеет он, Павел
Ткачев, право хоть раз в жизни побыть наедине с самим собой, разобраться в
собственных проблемах?
Мысли такого рода были для него новыми. Однако, поразмыслив, Павел
решил не паниковать. В понедельник так в понедельник. И гори все ясным
огнем.
Утренняя хмарь окончательно развеялась, и небольшая площадь перед
городским архивом была залита солнечным светом. Павел перевел дух,
осмотрелся по сторонам и подумал, что на самом деле в Глинске не так уж
плохо. Городок не лишен своеобразного провинциального очарования. Хлопья
тополиного пуха скатывались в невесомые белесоватые шары, переносимые ветром
с места на место, и оседали в придорожных канавах. Вокруг лепились уютные
дворики, за заборами которых подставляли солнцу ветви яблони и вишни.
Очевидно, в таком же доме с садом жила когда-то его бабка. Ну и он сам,
Пашка Ткачев, разумеется.
Сунув водителю дежурный полтинник, Павел вылез на узенькой улочке под
названием Путейская. Даже не заасфальтирована. Колдобина на колдобине. Куры
и гуси бродят по траве. К покосившейся жерди привязана пронзительно блеющая
коза. Тоска...
А ведь, наверное, в детстве ему здесь нравилось. И неторопливая
скотина, и величавая домашняя птица. Павел зажмурился. Сквозь туманную
пелену лет в сознании ярким пятном всплыла огромная пестрая корова, что
шествовала вдоль забора. Ткачев вспомнил, что бабка держала кроликов,
которые периодически плодились, и ему давали подержать в ладошках крохотных
крольчат с длинными ушками и нежным пухом на брюшке. А крольчиха,