"Александра Авророва. Развод по-русски " - читать интересную книгу автора

производит впечатление милой, непосредственной девушки. Никогда не грубит -
не то что некоторые другие секретари.
Кроме нее, имеется еще одна дама - бухгалтер Элеонора Павловна.
Немолодая, лет шестидесяти, очень опытная. Работала раньше главным
бухгалтером крупного завода. Крайне остра на язык. Именно ей принадлежит
сакраментальная фраза про ружье, которое в третьем акте обязано выстрелить.
Фраза относилась к Лизкиному пистолету и попала в точку. Случайность? Будем
надеяться.
О мужчинах Вера помнила того меньше. Вроде бы, кто-то из них
неравнодушен к Ире. Лиза ведь делилась с сестрой не рабочими проблемами, а
взаимоотношениями. Называла ли она кого-нибудь своим или Андрюшиным врагом?
Нет, обо всех отзывалась хорошо. Но она не склонна предполагать плохое, пока
оно не станет совсем уж очевидным. Она верит людям. Верила.
Вера поняла, что совершила глупость. Следовало предварительно попросить
Риту с Ирой охарактеризовать сослуживцев, а лишь потом заявляться с
расспросами, это было бы куда разумнее. Теперь же она помнит лишь, что некий
Николай Петрович недавно с Андреем поцапался, хотя обычно - мужчина юморной.
Однако цапались и остальные. Андрей приходил в офис словно специально, чтобы
обижать коллег.
Ладно, надо хотя бы сформулировать, на какие вопросы она надеется
получить ответ. Вопрос первый: кто выдал Лизку, сообщив милиции про пистолет
и про имитацию голосов? Вопрос второй: кто и когда видел пистолет? Вопрос
третий: кого мог иметь в виду Андрей, утверждая, что... как там? он не будет
молчать, выведет козла на чистую воду, невзирая ни на деньги, ни на угрозы.
Интересно, слово "козел" обязательно подразумевает мужчину? По логике вещей,
да, но сейчас многие так странно выражаются...
За мыслями Вера и не заметила, как дошла. В проходной сидел вахтер, но
Вера произнесла: "Я к Величко", - и ее пропустили. Она отыскала нужный офис.
Стол в приемной пустовал. Одна дверь, ведущая, по-видимому, в кабинет,
была закрыта, а другая открыта, и оттуда раздавался дружный веселый смех.
Вере стало горько. Лизка в тюрьме, а они хохочут! Впрочем, имеют право. У
каждого своя жизнь.
Сотрудники иностранного сектора сгрудились вокруг одного из столов,
очевидно, слушая веселую историю. Ее рассказывал маленький пожилой мужчина,
солидное брюшко которого указывало на немалый аппетит.
- Я ей говорю: "Ласточка, да не строила она мне глазки, просто
мухлевала с весами, чтобы половчее обвесить". А она: "Не делай из меня
дурочку! Дома на безмене перевешаю, и если эта стерва положила тебе лишний
огурец, закачу ей такой скандал - навек запомнит!"
Рядом, опершись о стол обтянутым тонкой тканью миниатюрным задиком,
стояла девушка, вызвавшая у Веры чувство некоторой оторопи. Она была
необычайно высока и необычайно худа, ее ровные тонкие ноги переплетали одна
другую, словно лишенные костей. Волосы были черны, как смоль, а лицо
настолько тщательно прорисовано, что истинные черты проступали с трудом.
Незнакомку плотно облегало короткое алое платье немыслимой элегантности, а
голову венчала алая с белым изысканная шляпка - это в помещении-то, притом
на работе! "Очевидно, Ксюша, королева красоты", - решила Вера.
Вплотную к Ксюше примостился мужчина лет сорока пяти, похожий на
айзербаджанца. Его широкое плоское лицо выглядело еще шире от улыбки. Стол,
к которому прислонилась парочка, был занят симпатичным парнем лет двадцати