"Олег Авраменко, Тимур Литовченко. Воины Преисподней (вторая книга цикла о Карсидаре)" - читать интересную книгу автора

великий хан угасал на глазах. Поэтому русское посольство не посетило
Апеннинский полуостров, несмотря на настойчивые приглашения папы
Целестия, преемника его святейшества Григория, приславшего когда-то к
Даниле Романовичу нунция с предложением королевского титула. Пожалуй,
получилось не очень вежливо, однако Читрадрива, будучи не в силах
бороться с тихим безумием хана, завернул свой отряд на полпути из
Парижа в Марсель и направился в Испанию. Правда, таким образом он не
попадал ни в Неаполь к тамошнему королю, под чьим протекторатом
находился Йерушалайм, ни в Верону, где старый Шмуль обещал ему свое
гостеприимство. Но это еще успеется. Главной задачей Читрадривы было
довезти полуживого Бату до последнего западного моря.
А теперь - вот оно, море, и вот он, пока еще живой Бату, вернее,
все, что осталось от некогда великого хана. Итак, за дело.
Подошедшие вместе с капитаном брига матросы принялись продевать
конец спущенной с поперечной перекладины толстой просмоленной веревки
между верхними прутьями клетки. Затем завязали ее особым узлом,
отсоединили клетку от палубы, поплевав на ладони, схватились за другой
конец веревки и, дружно ухая, потянули. Скрипнули колесики блоков, и
клетка повисла в воздухе. Другие матросы налегли на деревянное колесо,
перекладина развернулась, и мерно раскачивающаяся клетка повисла над
волнующейся водой. Бату не пытался удержаться посередине, поэтому,
когда клетка накренилась, он безвольно покатился в угол и там застыл.
Глядя на него, Читрадрива подумал, что Данила Романович явно
просчитался. Не великого хана Бату казнят сейчас, а уничтожают лишь
его жалкую оболочку, осколок былого величия. Хана Бату можно было
убить на площади перед Софией Киевской в начале прошлой зимы, когда он
бесновался, рычал и плевался от бессилия, вспоминая обрушившиеся на
днепровский лед молнии, которые сгубили половину его армии. А теперь -
акт милосердия...
Хотя, возможно, именно в этом заключался жестокий расчет государя
Русского. Данила Романович не позволил врагу принять смерть достойно,
как подобает воину, а решил подвергнуть его самой изощренной пытке,
какую только можно придумать для грозного властелина, некогда
повелевавшего несметными ордами воинственных дикарей, - пытке
унижением. Не выдержал этой пытки великий Бату. Теперь воля хана
умерла, он ждал казни с полным безразличием, без страха, но и без
ненависти. Ждал покорно, как ждет изнуренный болезнью человек конца
своих мучений.
Читрадрива нагнулся, проверил, крепко ли привязана веревка к
вертикальному столбу перекладины, оглядел стоявших плечом к плечу
русичей, сбившихся в кучу вельмож, достал из-за пазухи пергаментный
свиток и передал его Ипатию, своему заместителю, бывшему сотнику
"коновальской двусотни" Карсидара. Вот уж кому действительно пошло на
пользу годичное путешествие с Читрадривой! Здорово досталось храбрецу
от татар на Тугархановой косе, и пусть ранен он был не смертельно,
если бы не помощь "колдуна-целителя" Андрея, остался бы Ипатий на всю
жизнь калекой. А так кости срослись у него правильно, все раны зажили,
оставив лишь шрамы на теле, и только легкая хромота да ноющая боль в
правой руке при сырой погоде напоминали ему о былых ранениях. Впрочем,
последние два обстоятельства не слишком огорчали Ипатия: умелому