"Олег Авраменко. Собирающая стихии (Цикл "Сын Сумерек и Света" 4/4)" - читать интересную книгу автора

- Нет. Но мы так думали. Однако Хозяйка, встретив нас в Безвременье,
сказала: "Это была не я".
- А кто же тогда?
Колин прокашлялся:
- Я думаю... В общем, кроме Дэйры-Хозяйки, есть ещё одна женщина, которая
очень близко стоит к Источнику. Возможно, ближе, чем мы полагаем. И, возможно,
она знает гораздо больше, чем мы можем себе представить.
Я до боли прикусил губу. Этого ещё не хватало!
Диана - в космическом мире?..
В моём мире!..

2. ЭРИК
ПОПАВШИЙ В ПЕРЕПЛЁТ

На исходе первого года моего пленения я совершил глупейшую ошибку. До сих
пор понять не могу - то ли я просто свалял дурака, то ли на меня нашло
временное помрачение рассудка, а может быть, я начал понемногу сходить с ума...
Хотя последнее - вряд ли. Безумие лишь на первых порах подкрадывается
незаметно; а потом оно обрушивается стремительно, с сокрушительной силой,
подобно горной лавине, сметая всё на своём пути. Сколько раз я просил Бога,
Дьявола, всех святых и нечистых ниспослать мне это блаженство. Но ни Небо, ни
Преисподняя не откликались на мои страстные мольбы, и я по-прежнему оставался в
здравом уме.
Очевидно, в планы Александра не входило лишать меня рассудка и тем самым
облегчать мою участь. Напротив, он сделал всё, чтобы не дать мне свихнуться от
одиночества. Я постоянно балансировал на грани сумасшествия, но переступить её
не мог. Мы часто недооцениваем возможностей человеческой психики, считая её
хрупкой, неустойчивой, легко уязвимой, и очень удивляемся, когда в
экстремальных ситуациях она отыскивает ресурсы, о существовании которых мы не
подозревали. Порой я вспоминаю Брана Эриксона, Бешеного барона, проведшего
свыше шестидесяти лет в полной изоляции, но сохранившего ясность ума. Некоторые
даже утверждают, что он стал более нормальным, чем прежде, - и это при том, что
моя матушка целенаправленно стремилась довести его до безумия.
Условия моего содержания в плену у Александра не шли ни в никакое
сравнение с тем сирым убожеством, в котором десятилетиями влачил своё жалкое
существование Бран Эриксон. Мир, ставший моей тюрьмой, любому другому показался
бы райским уголком - но только не мне. Я не восхищался его мягким
субтропическим климатом, не радовался вечной весне, равнодушно взирал на дивные
закаты и столь же дивные рассветы, без наслаждения вдыхал чистый и свежий
воздух, напоённый ароматами дикой природы. Даже самая комфортабельная тюрьма
остаётся тюрьмой, а клетка с золотыми прутьями - всё равно клетка. Я не мог
называть этот мир раем. Он был моим Тартаром. Или, скорее, моей Голгофой. В
лучшем же случае - садом Гефсиманским...
Я жил в роскошном двухэтажном особняке у самого озера, а чуть поодаль
начинался густой девственный лес. Судя по всему, этот дом был построен задолго
до моего появления и, очевидно, прежде служил Александру чем-то вроде
санатория, где он отдыхал от своих грязных делишек и планировал новые
злодеяния. Я нашёл здесь всё, в чём только мог нуждаться (естественно, за
исключением свободы и человеческого общения), - от обширных запасов самой
разнообразной еды, включая деликатесы, до шикарной библиотеки, содержащей не