"Августин Аврелий "Исповедь"" - читать интересную книгу автора

25. Горе тебе, людской обычай, подхватывающий нас потоком своим! Кто
воспротивится тебе? Когда же ты иссохнешь? Доколе будешь уносить сынов Евы в
огромное и страшное море, которое с трудом пеоеплывают и взошедшие на
корабль? Разве не читал я, увлекаемый этим потоком, о Юпитере, и гремящем и
прелюбодействующем? Это невозможно одновременно, но так написано, чтобы
изобразить, как настоящее, прелюбодеяние, совершаемое под грохот мнимого
грома - сводника. Кто из этих учителей в плащах трезвым ухом прислушивается
к словам человека, созданного из того же праха и воскликнувшего: "Это
выдумки Гомера: человеческие свойства он перенес на богов, - я предпочел бы,
чтобы божественные - на нас"? Правильнее, однако, сказать, что выдумки -
выдумками; но когда преступным людям приписывают божественное достоинство,
то преступления перестают считаться преступлениями, и совершающий их кажется
подражателем не потерянных людей, а самих богов - небожителей.
26. И однако в тебя, адский поток, бросают сынов человеческих, чтобы
они учили это, притом еще за плату! Какое великое дело делается, делается
публично, на форуме пред лицом законов, назначающих сверх платы от учеников
еще плату от города! Ты ударяешься волнами о свои скалы и звенишь: "Тут
учатся словам, тут приобретают красноречие, совершенно необходимое, чтобы
убеждать и развивать свои мысли". Мы действительно не узнали бы таких слов,
как: "золотой дождь", "лоно", "обман", "небесный храм" и прочих слов, там
написанных, если бы Теренций не вывел молодого повесу; который, рассмотрев
нарисованную на стене картину, берет себе в разврате за образец Юпитера. На
картине было изображено, каким образом Юпитер некогда пролил в лоно Данаи
золотой дождь и обманул женщину. И посмотри, как он разжигает в себе похоть,
как будто поучаемый с небес: И бог какой, великим громом храм небесный
сотрясавший! Ну как не совершить того же мне, человеку малому? Нет, неверно,
неверно, что легче заучить эти слова в силу их мерзкого содержания; такие
слова позволяют спокойнее совершать эти мерзости. Я осуждаю не слова, эти
отборные и драгоценные сосуды, а то вино заблуждения, которое подносят нам в
них пьяные учителя; если бы мы его не пили, нас бы секли и не позволили
позвать в судьи трезвого человека. И однако. Боже мой, пред очами Твоими я
могу уже спокойно вспоминать об этом: я охотно этому учился, наслаждался
этим, несчастный, и поэтому меня называли мальчиком, подающим большие
надежды.


XVII.

27. Позволь мне, Господи, рассказать, на какие бредни растрачивал я
способности мои, дарованные Тобой. Мне предложена была задача, не дававшая
душе моей покоя: произнести речь Юноны, разгневанной и опечаленной тем, что
она не может повернуть от Италии царя тевкров. Наградой была похвала;
наказанием - позор и розги. Я никогда не слышал, чтобы Юнона произносила
такую речь, но нас заставляли блуждать по следам поэтических выдумок и в
прозе сказать так, как было сказано поэтом в стихах. Особенно хвалили того,
кто сумел выпукло и похоже изобразить гнев и печаль в соответствии с
достоинством вымышленного лица и одеть свои мысли в подходящие слова. Что
мне с того, Боже мой, истинная Жизнь моя! Что мне с того, что мне за
декламации мои рукоплескали больше, чем многим сверстникам и соученикам