"А.Т.Аверченко. Разговор за столом" - читать интересную книгу автора

на руки, и угрюмо молчал.
И заговорил старичок... Мягким, кротким голосом заговорил:
- Позвольте и мне сказать кой-что по этому вопросу. Видите ли... Я бы
не резал и не бил бы Троцкого, не привязывал бы к нему упокойников, - я бы
пальцем его не тронул, а я бы применил к нему штуку, самую справедливую...
Старичок облизнул губы и заговорил еще мягче, еще задушевнее:
- Я посадил бы его в комнату вместе с обыкновенным убийцей,
повинившимся ну... в пяти душах, что ли. И я до сыта кормил бы их. Хорошо
кормил бы. На закусочку королевскую селедочку в уксусе, икорку паюсную,
огурчики солененькие... На обед соляночку жидкую с соленой рыбкой, гуляш
венгерский с красным перчиком, с перчиком! и пудинг - сладкий-пресладкий. А
чтобы они не боялись есть эти солененькие и сладенькие вещицы - я бы около
них поставил по огромному стеклянному кувшину с хорошим русским квасом,
знаете, этакий московский хлебный темненький квасок со льдом и с желтой
пеной наверху как, бывало, в московской "Праге" подавали. Острый, шипучий,
приятный - в нос шибает... Вот кушали бы они родименькие, кушали... И когда,
накушавшись, потянулся бы простой убийца за кваском, я остановил бы его руку
и сказал:
- Послушай, раб Божий, убийца... а заслужил ли своими деяниями сие
питие усладительное. Вот давай мы это по-Божьему рассудим. Секретарь! А
ну-ка читай поименно всех убиенных сим рабом Божиим!
И стал бы читать секретарь:
Убиты сим убийцей: Марья, Николай...
И после каждого имени выплескивал бы я в парашу по глотку этого кваску
холодненького. И сказал бы дальше секретарь мой:
- Петр, Семен, Поликарп... Все! И выплеснул бы я пять глотков по числу
убиенных сим человеком, и остальной квас - три четверти кувшина - вручил бы
убийце:
- На, сын мой! Вот твой остаток. Увлажняй свое пересохшее горло хоть до
вечера.
И потянулся бы Троцкий к своему кувшину.
- Нет, постой, сын мой, - сказал бы я. - То, что в остатке будет, то и
выпьешь ты, тем и увлажнишься. Читай, секретарь, имена, убиенных сим - а я
по глоточку отливать буду. Читай, не торопясь, каждое имечко - через
минуточку, хе-хе...

И читал бы он и читал, - о, велик список убиенных, сим Троцким! - а я
бы медленно, по глоточку, выплескивал этот душистый холодненький квасок в
парашу, в парашу, в парашу.
А Троцкий сидел бы и смотрел, да лизал бы языком свои проклятые
пересохшие губы, те губы, которые в свое время шевелились, называя, имена
приговоренных к мукам и умерщвлению.
Кончился бы квасок - я бы еще чего принес: пивца холодненького, альбо
сельтерской воды этакий сифонище притащил. Назовет секретарь имечко, а я
сифончик давану, оттуда струйка - порск! Назовет, а я - порск! А другой
убийца сидит рядом, душистый квасок попивает, а у Троцкого и горло, и
пищевод, как кора сухая, покоробившаяся, а желудок, как высохший пузырь,
стянулся - да нет ему водички, ибо текут, текут имена - десятки, сотни,
тысячи имен убиенных - и так до скончания века его...
- Это страшно, - прошептала блондинка, проведя языком по запекшимся