"Юрий Авдеенко. Фальшивый денежный знак" - читать интересную книгу автораЮрий АВДЕЕНКО
Фальшивый денежный знак 1 Старуха напоминала деда-мороза - розовощекого, с мясистым носом, паточным взглядом голубоватых глаз, над которыми бугрились седые кустистые брови. Даже усы у старухи были. Разумеется, не столь роскошные, как у деда, но вполне заметные, рыжеватые. Они свисали над губами, точно короткие сосульки, прихваченные улыбчатым солнцем. Не хватало лишь бороды, но ее можно было сладить из ваты. И она запросто легла бы на крупный, округлый подбородок. Кравца забавляло такое несезонное сходство. Потому что на дворе шебуршила первыми опавшими листьями осень. Горы еще прихорашивались яркой желтизной и видом своим не вызывали тоски. И небо смотрелось над ними просторное, прозрачное и лукавое в синеве, точно детская хитрость. Безбородый дед-мороз, задержанный на Лабинском рынке, с мешком, в темно-буром шушуне, казался пришедшим из потрепанной книжки рождественских сказок, которыми он, Кравец, зачитывался в детстве. Между тем телеграмма начальника ОГПУ Северо-Кавказского края, поступившая из Ростова, была предельно ясна и реальна: "На территории края - Армавир, Курганная, Лабинск, Гойтх, Туапсе - имело место обращение фальшивых денежных знаков достоинством в три червонца. принять меры для задержания и обезвреживания преступников. 24 сентября 1928 года". Допрос вел Чалый, помощник Кравца, переведенный сюда неделю назад из Таганрога. По годам Чалый старше Кравца. Ему тридцать пять. Высокий. Потрепанный внешне, как этот телефон, на который время от времени посматривает Кравец, дожидаясь звонка чрезвычайной важности. Правда, не служебной, а личной. Но для человека, если он сильно ждет, это все равно. Старуха, точно изваяние, восседала на табурете посреди комнаты, которую никак нельзя было назвать кабинетом, хотя на самом деле это был кабинет уполномоченного ГПУ Дмитрия Кравца. Единственная кабинетная вещь - маленький коричневый сейф - стояла на полу за сундуком и не лезла в глаза, как это делали пузатая печь с двумя чугунными конфорками, обыкновенный обеденный стол, покрытый клеенкой, да четыре табурета, сколоченные добротно и неискусно. Чалый ходил вокруг старухи артистично и опасливо, точно дрессировщик на арене цирка, иногда посматривал в сторону Кравца с деликатной улыбкой, будто ожидая от него аплодисментов. - Ты, мать, не финти, - говорил Чалый. - Закрой глаза. Представь, что я батюшка. И выкладывай как на духу. Где взяла тридцатку? - Как же я представлю, - без злобы, но деловито говорила старуха. - Рожа-то у тебя лихоимская. Пужаться я тебя пужаюсь. А представить в церковном виде не могу. - А ты поднатужься. Пофантазируй, - уговаривал Чалый. - Может, что и получится. |
|
|