"Александр Остапович Авдеенко. Чёрные колокола " - читать интересную книгу автора

- Я с тобой серьезно, Лаци. Читал сегодняшнюю "Иродалми Уйшаг"? - Он
взял с каминной доски газету, бросил ее на колени радиотехнику. - Вот они,
рычаги!
- Дьюла Хорват. Стихи. "Расцвети из нашей крови, расцвети наконец,
революция!" Хорошо! - Киш свернул газету, положил ее в карман. - Надеюсь, не
возражаешь? Храню все, достойное внимания ее величества истории.
Когда-нибудь напишу воспоминания. Процитирую твои гневные строки. Кстати, в
моем архиве есть один любопытный документ - двухподвальная статья,
напечатанная однажды в "Сабад неп". Знаменитая показуха, как говорят
русские. Вся Венгрия о ней трубила и, к сожалению, смеялась. Напомню ее
содержание. Из большой поездки по СССР вернулась в Венгрию делегация
крестьян-единоличников. Самое бойкое перо "Сабад неп" настрочило от имени
делегатов отчет. Рядом с верными данными была "красивая святая ложь", так
любимая Ракоши. Вот только один ее сорт. Наших крестьян принимали колхозники
Воронежской области. Показывали свое хозяйство, а потом угощали завтраком.
Корреспондент, ревностный служитель культа личности, на все лады расписал,
что было подано гостям: "Черная и красная икра. Колбасы, домашние и
магазинные. Водка и коньяк. Вино и пиво. Браги и боржом. Шампанское и
молоко. Квас шипучий и газированная вода. Гуси, утки, куры на любителя:
вареные, жареные, запеченные в тесте и томленные на вертеле. Грибы. Баранина
и индейка. Малосольная теша и свежая паровая осетрина". В общем, не стол
колхозника, а расчудесная скатерть-самобранка. Но и этого корреспонденту
показалось мало. Он свидетельствует, ссылаясь на безыменных делегатов, что
для колхозников СССР подобный чудо-стол обыкновенное явление. Они каждый
день так обильно завтракают... Бедные колхозники, как они спасаются от
заворота кишок?.. Мы не только смеялись, читая статью "Сабад неп". К чему
приводил такой "святой" обман? Тысячи венгров, приезжая в СССР и сталкиваясь
с действительной жизнью советских колхозников, начинали понимать, что
аппарат Ракоши занимался бесстыдным очковтирательством, и переставали верить
и этому аппарату и самому Ракоши.
Дьюла Хорват с интересом вглядывался в своего обычно не очень
откровенного друга.
- Удивительно!
- Что тебе удивительно?
- Не ожидал от тебя, тихони, столь страстной обвинительной речи.
- Ты, брат, копни меня поглубже - такое увидишь!..
- Ловлю на слове! Скажи, Лаци, почему ты именно сегодня стал так
разговорчив? Почему вдруг вспомнил и эту статью в "Сабад неп" и кое-что
другое, о чем раньше упорно умалчивал?
- Все еще не догадываешься?
- Догадываюсь, но, видно, не обо всем. Пояснишь сам или мне гадать
вслух?
- Поясню! - Ласло Киш покосился на дверь, ведущую на половину старого
Хорвата, чуть понизил голос: - В первые годы, когда я вернулся из русского
плена, я молчал, обдуманно, по плану, составленному еще там, в лагере
военнопленных. Даже тебе, самому близкому своему другу, не доверял ни своих
затаенных мыслей, ни наблюдений. Дружил с тобой и присматривался, изучал. Ты
радовал меня своей эволюцией. А когда ты стал активным деятелем кружка
Петефи, когда загремели в Будапеште твои речи, твои стихи, я был просто на
седьмом небе. Обрел единомышленника!.. Но и в ту пору я еще выжидал. Да, не