"Аль Атоми Беркем. Другой Урал" - читать интересную книгу автора

каждым мелькнувшим кадром я переносился в какое-то место, где меня охватывал
непередаваемо интенсивный, животный ужас; вернее - начинал, но не успевал и
на процент приблизиться к своему нормальному(и я это четко знал -
непереносимому для меня) значению, как меня выдергивали из этого кадра и
перемещали в следующий. Длилось это все нескончаемую четверть секунды. Это
много, оказывается, мне вот показалось, что прошло минут десять, не меньше.
Отдышавшись, я опять прикурил сигаретку и спросил старика:
- Тахави-абый, что это было? Я вот чувствую, что это ты сделал, но не
пойму - что это? И зачем?
- Ты неподходящий для знания человек.
Чуть на жопу не сел - елы-палы, это че, все?! Я не смогу так! В горле
стало мокро и горячо, защипало - совсем как в детстве, уж и забыл, как это
бывает.
Сейчас, конечно, смешно вспоминать, но даже подумалось - а я тебе,
блин, гаду такому, сарай перекрыл... Однако старик явно собирался
продолжить, и я, вымерев до пепла, безразлично приготовился дослушать
приговор.
- Да не напрягайся ты так! - засмеялся старик, заметив мою оторопь. -
Все получается, только по другому. Ты не хочешь нормально, тебе обязательно
нужно или пугаться, или чтоб было любопытно. Ты не хочешь смотреть на то,
что у тебя под носом.
Видимо, чтоб мне было понятней, Тахави несколько раз пристукнул
раскрытой ладонью по своему длинному шнобелю, и укоризненно уставился на
меня.
- Вот, показал тебе красоту. Настоящую красоту, которую ты пропустил,
сидя прямо перед ней. Знаешь, что ты пропустил? Ты не заметил, как наступала
ночь.
Может, такой ночи больше не будет. Может, ты больше никогда не увидишь,
как приходит ночь - ты не думал об этом? - голос старика изменился, это был
не тот шамкающий голос Тахави, к которому я уже привык; он гремел, как
командир на плацу - правда, тихо.
Наехав на меня, старик отвернулся. Я чувствовал себя словно запуганный
огромными школьниками детсадовец - мелко дыша, с трудом отклеился от опоры
перил, к которой меня не прикасаясь прижал Тахави. Глаза расфокусировались,
и я снова заметил жиденький пар над землей, тот самый, на который не
посмотришь прямо.
Помедлив, Тахави поднялся, обычным голосом пожелал доброй ночи и
скрылся в доме.
Через некоторое время я, закурив очередную кислую элэмину, расслабился,
и на меня, вернувшись, разом свалились все те звуки, которые я до сих пор не
замечал.
Ночь, уже не по-июньски зрелая, накрыла деревню. Мимо нашего дома
прошли, спотыкаясь и хохоча, две в жопу пьяные девки лет четырнадцати, и я
заботливо проследил на слух, чтоб они без косяков дошли до дому. Проехал на
велосипеде какой-то нездешний мужик. Когда потренькиванье его звонка стихло
вдалеке, я понял, что все, никого больше не будет.
Я растворился в этой чернильной теплой мгле, забыв про Тахави, про
себя, и с каким-то неострым, но захватывающим наслаждением раскладывал фон
на компоненты; выделял из хора сверчков, и птиц, ворочавшихся на деревьях,
далекий крик поезда, и пацанов с их мотоциклами, возвращающихся из своего