"Алексей Атеев. Бешеный (Повесть) " - читать интересную книгу автора

доставляло огорчения. Во времена правления Никиты Сергеевича оно приносило
массу неприятностей. Вокруг этого курьеза природы ходило много толков.
Секретарь обкома, где в те времена Крендель работал инструктором, даже
настоятельно посоветовал носить ему парик. Парик был изготовлен, и Степан
Капитонович целый вечер провел перед зеркалом, поворачиваясь и так и эдак.
- А пошло оно все!.. - в конце концов возопил он и зашвырнул волосяной
прибор куда-то за шкаф.
Наутро он заявился к секретарю по идеологии и заявил, что парик носить
не будет.
Не помогли ни увещевания, ни угрозы. Даже намек, что-придется расстаться
с партбилетом, не возымел действия.
- Что хотите делайте, а жопу сажей мазать себе не дам!!! - кричал
строптивый двойник. И его сослали председателем, от греха подальше, в
отдаленный колхоз.
Так задолго до падения Никиты Сергеевича Крендель стал как бы
предвестником его судьбы. В этом сходстве жизненных коллизий необъяснимая
загадка, с которой часто сталкиваются похожие друг на друга люди. Рок как бы
играет с ними, проверяя на малом то, что он хочет сотворить с большим.
После низвержения великого кукурузовода о Кренделе вспомнили, правда, не
сразу. Но в конце концов справедливость восторжествовала, и его назначили
секретарем горкома партии в Тихоре-ченск.
Опала великого двойника изрядно огорчила Кренделя. Не то чтобы он очень
любил Хрущева, скорее - наоборот. Но тут гордость потомственного питерского
пролетария, которая заставила его пренебречь карьерой, снова дала о себе
знать. Вновь прозвучала известная фраза о задней части тела и саже, только
теперь Крендель сказал не "себе", а "нам".
И стал Степан Капитонович великим поклонником свергнутого титана.
У себя дома он создал нечто вроде музея Хрущева. Вечерами листал старые
подшивки "Огонька" и вырезал многочисленные фотография своего кумира,
которые наклеивал в специальные альбомы. Стену в спальне украсил огромным
портретом Никиты Сергеевича, стоящего среди кукурузных полей. Он хотел было
повесить портрет в центральной комнате, но взмолилась жена, которой до
смерти не хотелось на старости лет снова отправляться в колхоз. Старшего
внука он приказал назвать Никитой и здесь был неумолим.
Начальству стало известно о странном увлечении Кренделя. Но, зная
строптивый нрав, на него махнули рукой.
Так и жил Крендель в Тихореченске как царек. Правил справедливо, но не
без самодурства, проводил линию партии и собирал реликвии, посвященные
незабвенному премьеру. Но вот однажды...
Однажды жарким сентябрьским днем Степан Капитонович пришел на работу
несколько позже обычного. Не успел он войти в прохладную приемную, как
секретарша сообщила, что звонили из обкома и вот-вот оттуда должен приехать
какой-то не то инспектор, не то инструктор по фамилии вроде бы Шишкин.
- Очень плохо было слышно, - оправдываясь, сказала секретарша в ответ
на раздраженный взгляд своего начальника.
- Знаем мы этих Шишкиных-Мышкиных! - недовольно бурчал Степан
Капитонович. - Всякие хлюсты приедут и начнут учить уму-разуму...
Настроение Кренделя испортилось, общаться с обкомовским чинушей ему
страшно не хотелось. Пока он сидел и размышлял, что бы предпринять, дверь
распахнулась, и на пороге появился неизвестный.