"Мигель Анхель Астуриас. Ураган (Роман)" - читать интересную книгу автора

половина стен будет розовая, а нижняя - желтая. Она отвечала, что это
некрасиво. Но он ей все объяснил.
- Так была одета Роселия Леон, когда я ее увидел в первый раз.
С какою нежностью лизала кисть жаждущие стены, какой хороший вышел
цвет! Дом освятили. Священника тут не было, и кто-то сам покропил его святой
водой. В тех местах священника и не дозовешься, далеко ему ехать... На
освящение дома позвали гостей, так, самых близких. Стены украсили гирляндами
из голубой и зеленой папиросной бумаги; расставили пучки тростника,
перевитого цветущими лианами; рассыпали по каменным ступенькам сосновые
ветки; а Роселия ради праздника надела желтую юбку и розовую кофту, только
они не сходились, пришлось расставить: она ребенка ждала.


II

От филинов, от сов, от всех ночных птиц взяла свое уродство старуха,
ставшая ему тещей. Так думал Аделаидо, когда освящали дом, и у него с души
воротило, что эта ведьма приходится матерью его ненаглядной половине,
которую положение, называемое интересным, не испортило, а даже украсило.
Когда гости разошлись, хозяева остались одни, Роселия подошла к мужу -
не потому, что выпила две рюмочки доброго, почти церковного вина, а потому,
что ее побуждало дитя, еще заключенное в утробе, и обняла его. Лусеро же
сидел на высокой скамье и болтал ногами, словно ребенок, построивший домик
на полу.
Земля прилипала к ее ногам (а здесь, на побережье, в земле - вся
жизнь), лизала горячим языком ступни, небо ног, лизала медленно, и щекотка
поднималась вверх по телу, пока Аделаидо не унимал ее, проводя рукой по
жениной груди, по животу, по бедрам, будто впереди не маячила смертельная
опасность. Ах ты, господи! Смерть, как жизнь, витала здесь в самом воздухе и
кидалась на человека, лишь только он не побережется, а человек в величавом
обрамлении природы был беззащитен, ничтожен, мал, как один из тысячи
листьев, которые падают на землю, уступая место другим.
Муж и жена смаковали дремоту, смежившую им веки, словно волны сна
вынесли их из здешней жары в прохладу гор, но там, где Лусеро построил дом,
в так называемой "Семирамиде", и впрямь дул до утра освежающий ветер.
Пониже, у моря, люди маялись всю ночь, как в удушье, поджидая не менее
жаркого рассвета. А тут можно было дышать, и, когда рассвело, с раскладушки
мирно свисала рука Роселии, постанывавшей во сне, и растрепанная голова
Аделаидо.
Старуха разбудила зятя и дочь. Она спала одетой и сейчас оправляла
платье и проводила рукой по волосам, словно страшилась, что на них налипла
вата из матраса. Жила она не так уж близко, но муж ее ушел чуть не затемно,
и она успела к молодым прежде, чем они проснулись.
"Опять эта ведьма!" - подумал зять, возвращаясь к яви, в бледно-розовый
утренний свет, нестройное пение петухов и дальние раскаты машин,
приступавших к работе.
- Ой, мама! - жалобно возопила дочь, огорченная такой нескромностью.
- Чего-то рано у нас подъем... - проворчал зять, разминая потную спину
на жаркой, будто посыпанной песком раскладушке.
- Не хотела вам раньше говорить, - начала старуха, - а теперь скажу,