"Мигель Анхель Астуриас. Ураган (Роман) " - читать интересную книгу автора

самостоятельные.
Тут пришла мать Бастиансито, донья Никомедес Сан-Хуан Кохубуль. Голова
у нее была замотана платком, плечи прикрыты вязаной шалью - она вечно зябла,
- нижние юбки шуршали, а золотые, с медным отливом, кольца сверкали на
толстых грубых пальцах.
- Слава святому причастию! - сказала она. В руке у нее была свеча, она
искала подсвечник, чтобы ее поставить.
Мужчины сняли шляпы, опустили головы и повторили коротенькую молитву.
Хозяйка же поставила свечу и поздоровалась с ними.
- Так я водицы принесу, Педрито... - сказал дон Бастиан, направляясь к
кухне.
- Не бери у него, Педро, - вмешалась донья Никомедес, - с моего
муженька станется, в тыкве принесет...
- Верно... - сказал, возвращаясь, Бастиан. - Только не в простой, а в
маленькой. Я сам и не напьюсь, если не в тыковке вода или не в кувшине.
- Да что ты, вот стакан! Не слушай его, Педро. Донья Никомедес взяла
тыковку, полную прозрачнейшей влаги, перелила воду в стакан и подала брату.
- Дай тебе бог... Ну, пойду, забот много... чего еще от детей
дождешься. Вы-то хоть от своего избавились...
- Тебе муж не говорил, как они там хорошо устроились? Попроси, даст
письмо почитать. Лисандро, Макарио и Хуан Состенес к ним туда ехали.
- Да и твоим зятьям, брат, недурно бы туда поехать.
- Не хотят они, сестра. Вроде бы ради земли женились и доят ее, доят.
Дубы рубят, ничего им не жаль...
- Значит, Педро, женились они на дровах...
- Верно, сестра. Их сколько раз на побережье на это звали, а вот не
хотят, страшно им...
- Чего им страшно?.. - вмешался дон Бастиан.
- Лентяи они, работать не любят, - пояснила донья Никомедес, - все им
тяжело. Им одно по вкусу: гнездо греть, словно они куры, и детей плодить,
чтобы те стали скотами, как мы, и состарились пораньше. Лень, она рано
старит.
Когда трое стариков увидели, какое перепуганное лицо у Губерио и с
каким трудом он удерживает слезы, они замолчали. Наконец он сам смог
заговорить. Говорил он так, будто тело его шелушилось словами от боли и он
снимал их с волос, выбившихся на груди, из-под рубахи. Голос его был грустен
и горестен.
Донья Никомедес принесла воды в другом стакане, капнула туда настойки
из апельсинового цвета, дала Губерио, а потом отпили и все прочие.
Народ шел к дому по всем дорогам. Бесчисленные родственники, друзья,
приятели, даже просто знакомые бросали дела, чтобы посетить обитель беды.
Старый Педро, отделенный от всех своей бедой, молчал, как молчит
несчастный, изнуренный работой вол, тихо плакал и вглядывался во тьму.
Свинцовая луна поднималась над дальними холмами. Все казалось мертвым. Люди
снова и снова подходили к нему, обнимали его, жалели. Тяжелые, неспешные
шаги ступали отовсюду к дому, где увяла свежая роза, жертва преждевременных
родов. Он не слушал, но слышал...
- Зять ваш, дядюшка Педро, истинный дурак. Что ж он, скотина, отдохнуть
женщине не дает! Вот и вышло... Он ее и убил, потому что любил, как бык
корову. Нет, когда замуж выходишь, надо глаз да глаз. Замуж надо выходить за