"Мигель Анхель Астуриас. Ураган (Роман) " - читать интересную книгу автора

уже усевшихся гостей; женщины и мужчины отвечали на его приветствие тихо,
как вежливость велит, или чуть посердечнее, если он был им другом или
родственником. Потом, тоже тихо, они подвигались и предлагали ему присесть.
По комнатам мыкались родственники, словно их гнал и стегал неведомо
кто. Одни, намыкавшись, садились на кровать или раскладушку, другие курили и
разговаривали стоя. Какие-то люди услужливо подносили им стопочку, кто-то
раскладывал еду и хлеб, чтобы угостить народ после полуночи.
Письмо Бастиансито Кохубуля ходило по рукам, и только те, кому говорить
не хотелось, не сказали о нем дурного или доброго слова.
- Враки! - говорил один из зятьев Педро, другой, не Губерио. - А если
бы и правда, кто ж это родителей оставит, чтобы принести плод в чужом крае!
Педро не слушал, но слышал.
"Вы, зятья мои, - думал он, - принесли здесь горький плод, плод смерти.
Когда ты ленишься, сидишь сложа руки, тебя только и тянет что ни час спать с
женой. Благословенны дети, которые оставляют родителей, отрываются от них и
расцветают пышным деревом там, где господу угодно! Благословенны дети,
которые не засыхают тут черствой коркой - от нее нам, старым, только суше -
и уходят далеко, дают побеги и гроздья, а потом сами они или весточка от них
приносят молодость старому стволу, и мы, родители, оживаем от того, что они
выжали из жизни живительный сок, а не покоятся здесь тихим пеплом смерти!"
- Ничего в письме нового нету, - говорил еще один гость...
- Кто не знает, что бананы дают самый лучший урожай? Зато в тех краях
одни болезни да опасности... Вот хоть Кучо, к примеру, как в бубен бьет,
когда закашляется...
- Тоже мне, сказал! Чем-то рисковать надо. Все бы рады, чтоб картошка
чищеной росла, чтоб земля тебе родила и доход давала без всяких опасностей.
Тогда ты лучше умри и отправься на небо. Оно верно, если кому и тут хорошо,
ему ехать незачем. Многого недостает, но он уж приноравливается, ему так
легче...
Педро не слушал, но слышал.
"Вырастить дерево, - думал он, - вырастить сына! У нас тут у всех по
многу детей, но никого мы толком не вырастили, никто не продолжает нашу
жизнь... А что до деревьев - черта с два, мы их на дровишки рубим, тем и
живем, что губим лес!"
Ночной ветерок заносил порой в дом сухие листья, и казалось, что,
улетая, он вот-вот унесет покойницу. Отдаляясь от жизни, она все больше
желтела, обращаясь в сухой мешок из кожи, которая сморщилась, а к утру и
посинела.
Вошла Доминика, другая дочка дяди Педро; живот у нее был огромный. Муж
ее, молодой крестьянин с жесткими волосами, разговаривал о письме
Бастианамладшего.
- Вот ты тут рассуждаешь, Бехуко... - начал Бастиан-старший; когда он
зашел в комнату, тот курил с доном Тео сигары.
- Не рассуждаю я, а не могу вынести, чтобы меня на это побережье гнали,
там всяких мошек полно! Да и зачем, мне и тут хорошо. Оно, конечно, доходу
немного, земля вся выжатая, на бобы да на маис больно смотреть, а все ж,
если ее удобрить...
- Удобрения дорогие, - сказал дон Тео. - Разве что оставить нам в покое
последние дубовые рощи и отправиться в поля по большой нужде.
- Ох, вечно вы, дон Тео! Грубиян вы...