"Виктор Астафьев. Связистка" - читать интересную книгу автора

незаметно и тихо умереть, он начал тормошить ее разговорами:
- Тебя как зовут-то?
- Вика, - последовал едва слышный ответ.
- Это как?
- Ну, Виктория, - уже внятней и даже как бы сердито пояснила девушка.
- А-а, имя городское. Я тоже городской, но с окраины, с рабочей,
Мотовилихой она зовется, пермяк я - солены уши.
- Как это? - в свою очередь спросила связистка.
- Ну, слышал я, что в древности ушами звались у нас грибы. А ты че
думала, людям, что ли, уши солили?
Девушка не ответила. Федя склонился над нею, она вся мелко дрожала, и
из губ ее, неплотно закрытых, вместе с перекаленным воздухом вырывался
птичий звук: "Фик-фик-фик".
Федя снова поднес кружку с уже теплой водой к этим пляшущим и свистящим
губам, снова девушка отпила воды, на этот раз почти жадно. "Где этот Яшка,
распаскудник, где те долбаные санмашины?" - затосковал Федя и на всякий
случай решил проверить, слышит ли чего девушка и вообще какова ее
жизнеспособность.
- Та-ак, - протянул он, - имя мы узнали, а фамилия у тебя какая будет?
- Си-си... фик-фик-фик... Синицына, - собравши силы, молвила девушка и,
трудно приподняв руку, показала на нагрудный кармашек, заметно оттопыренный,
там у нее была красноармейская книжка, догадался Федя и нарочно громко
воскликнул:
- Ну прямо птичник какой-то собрался, я-то ведь Скворцов. Ты Синицына,
я Скворцов. Ну и молодцы мы с тобою, птахи небесные.
Наговаривая так, Федя стянул с себя шинель и, оставшись в телогрейке,
бережно прикрыл раненую, заботливо подтыкав с боков, поискал еще бы чего
теплое и содрал шинель со спящего на полу товарища, тот подогнул ноги почти
до самого подбородка, пошарил рукою вокруг, невнятно сказал: "Топаз
слушает", - и на этом угомонился.
И под двумя шинелями девушка не согрелась, все фикала, все выдувала изо
рта жаркую, грудь давящую тяжесть. "Может, мне лечь к ней спиною? - подумал
Федя. - От меня теплее". Но в это время в хату ворвался Яшка с двумя бойцами
и закомандовал: "Быстро, орлы, быстро, аллюром!"
Связистку не очень бережно сгребли с лежанки, перекатили на носилки.
Яшка вынул из кармана девушки красноармейскую книжку и заполнял какую-то
бланку, меж делом прикрикивая на помощников:
- Ну че стоите как пни! Тащите раненого в машину.
Федя, сделав предупреждение по линии, выбежал следом из хаты, помог
водвинуть носилки на нижнюю подвеску и еще подумал, что холодно будет
Синицыной от пола. Но машина была набита до маковки, по боковым железным
скамейкам и на полу хохлились так и сяк сидящие иль полулежащие, второпях
перевязанные раненые, сплошь в кровавых, где и в грязных бинтах. В машину
запрыгнул Яшка, застегнул на девушке шинель и сунул под твердый от грязи
отворот шинели заполненную бланку.
- Ну, с Богом, - сказал санинструктор, - тут обстреливают.
И они с Федей и двумя солдатами еще и подтолкнули сзаду машину,
пробуксовывающую в плохо прикатанной колее. Так вот, буксуя и вихляясь,
машина поднялась на холм и, пуская густой дым, исчезла за высотой. Вослед ей
припоздало полоснул пулемет. "И ведь видят же, как-то вот видят или слышат?"