"Виктор Астафьев. Жестокие романсы" - читать интересную книгу автора

- Щеки. Щечки! - поигрывая ухмылкой, ответил Рубакин.
- А-а... - протянул Колька. - Я думал...
Рубакин скоро прибрал нашего взводного к рукам и стал влиять на него
худо. Поворовывать начал Рубакин, сменял наши плащпалатки на самогонку,
пакостил по мелочам. Мы предупредили взводного, он орал на Рубакина,
грозился выгнать его из взвода, но потом они помирились, напились и
передрались. Рубакин посадил Кольку на кумпол и повредил ему серебряный зуб.
Смеху и потехи было много, но однажды, в очень мокрую студеную пору, Рубакин
принес с кухни водку на всех нас, и они ее с Колькой выпили.
Помкомвзвода Монахов, серьезный человек, вместе со старыми солдатами
зазвали Кольку в лесок, на полянку, и, когда бойцы сомкнулись вокруг
Кольки-дзыка, он кротко произнес:
- В лицо не бейте, синяки буюут. Афыцэр я всешки...
Расхотелось мужикам бить Кольку-дзыка. Они изволохали Рубакина и дали
ему лопату, Кольку ж снова взяли на коллективное обслуживание.
На радостях он сбыл свое выходное обмундирование, поил нас самогонкой и
шумел:
- За Колькой не пропадет! Колька за солдата душу отдаст... А ты лучше
уйди с глаз моих, рыло! - скрипел он зубами на Рубакина, но когда тот запел:
"Моя любовь не струйка дыма, что тает вдруг в сиянье дня", "Довольно
неверных писем, пущай их пламя жаркое сожжет" и "Мы с тобой случайно в жизни
встретились, оттого так рано разошлись, мы простого счастья не заметили и не
знали, что такое жись", Колька полез к пройдохе Рубакину целоваться, укусил
его за щеку, лупцевал кулаком по голове: - А-а, га-ад! А-а, рыло каторжное!
Знает, чем взводного облапошить! Промзил душу!..
Но в услужение Кольке-дзыку мы Рубакина не вернули, он покопал, покопал
землю, потаскал, потаскал тяжести, поработал, поработал, да и исчез куда-то
искать жизнь и войну полегче.
Колька ж воевал где ему выпало воевать, и по-прежнему не получал ни
повышений, ни наград. Все так же часто его ругали и затыкались им где только
можно, помыкали все кому не лень, командир дивизиона все так же при случае и
без случая повторял брезгливо:
- Кто ты такой? Какая мать тебя родила? Ты офицер или не офицер?!
- Взводный. Ванька я взводный! - разозлившись, огрызался Колька, а чаще
отмалчивался и потом душу на нас отводил: - Ннамать, - кричал, - мне...
И все же Колька-дзык щупал, щупал и нащупал свое место на войне.
Сделался квартирмейстером и в населенных пунктах, отбитых у врага, умело
определял штаб дивизии для работы и отдыха, сжевывая слово "дивизион" так,
что получалось слово "дивизия", круто распоряжался:
- Помещение для штаба дизии.
А еще он где-то приобрел кучку погонов разных родов войск, но скоро
уяснил, что самые действенные погоны - с малиновой окантовкой. Артбригада, в
которую он попал, была резервом главного командования, и ее мотали все и
эксплуатировали как могли.
Главное, в такое-то время бригада должна быть неукоснительно в таком-то
месте и ждать наизготовке, когда прорвавшиеся где-то немцы танками и
пехтурой навалятся на нее. Следует задержать сперва наши доблестно драпающие
войска, затем остановить немца или погибнуть.
Командующие армий эксплуатировали части резерва так же, как колхозные
председатели после войны нещадно эксплуатировали присланную на уборку