"Виктор Астафьев. Фотография, на которой меня нет" - читать интересную книгу автора

- Нет, - виновато улыбнулся учитель. - Там, где я рос, никаких гадов не
водится. Там нет таких гор, и тайги нет.
Вот тебе и на! Нам надо было учителя-то оборонять, а мы?!
Прошли годы, много, ох много их минуло. А я таким вот и помню
деревенского учителя - с чуть виноватой улыбкой, вежливого, застенчивого, но
всегда готового броситься вперед и оборонить своих учеников, помочь им в
беде, облегчить и улучшить людскую жизнь. Уже работая над этой книгой, я
узнал, что звали наших учителей Евгений Николаевич и Евгения Николаевна. Мои
земляки уверяют, что не только именем-отчеством, но и лицом они походили
друг на друга. "Чисто брат с сестрой!.." Тут, я думаю, сработала благодарная
человеческая память, сблизив и сроднив дорогих людей, а вот фамилии учителя
с учительницей никто в Овсянке вспомнить не может. Но фамилию учителя можно
и забыть, важно, чтоб осталось слово "учитель"! И каждый человек, мечтающий
стать учителем, пусть доживет до такой почести, как наши учителя, чтоб
раствориться в памяти народа, с которым и для которого они жили, чтоб
сделаться частицей его и навечно остаться в сердце даже таких нерадивых и
непослушных людей, как я и Санька.
Школьная фотография жива до сих пор. Она пожелтела, обломалась по
углам. Но всех ребят я узнаю на ней. Много их полегло в войну. Всему миру
известно прославленное имя - сибиряк.
Как суетились бабы по селу, спешно собирая у соседей и родственников
шубенки, телогрейки, все равно бедновато, шибко бедновато одеты ребятишки.
Зато как твердо держат они материю, прибитую к двум палкам. На материи
написано каракулисто: "Овсянская нач. школа 1-й ступени". На фоне
деревенского дома с белыми ставнями - ребятишки: кто с оторопелым лицом, кто
смеется, кто губы поджал, кто рот открыл, кто сидит, кто стоит, кто на снегу
лежит.
Смотрю, иногда улыбнусь, вспоминая, а смеяться и тем паче насмехаться
над деревенскими фотографиями не могу, как бы они порой нелепы ни были.
Пусть напыщенный солдат или унтер снят у кокетливой тумбочки, в ремнях, в
начищенных сапогах - всего больше их и красуется на стенах русских изб,
потому как в солдатах только и можно было раньше "сняться" на карточку;
пусть мои тетки и дядья красуются в фанерном автомобиле, одна тетка в шляпе
вроде вороньего гнезда, дядя в кожаном шлеме, севшем на глаза; пусть казак,
точнее, мой братишка Кеша, высунувший голову в дыру на материи, изображает
казака с газырями и кинжалом; пусть люди с гармошками, балалайками,
гитарами, с часами, высунутыми напоказ из-под рукава, и другими предметами,
демонстрирующими достаток в доме, таращатся с фотографий.
Я все равно не смеюсь.
Деревенская фотография - своеобычная летопись нашего народа, настенная
его история, а еще не смешно и оттого, что фото сделано на фоне родового,
разоренного гнезда.