"Виктор Астафьев. Стародуб" - читать интересную книгу автора

ударило о скалу, раздавило малому руку, но он все равно не отпустился.
Его покружило, покружило и кинуло на берег, к деревне.
Сбежался народ. Но сколько ни тормошили докучливые бабы мальчонку,
сколько ни расспрашивали его намеками, знаками, кто, мол, он, откуда, ничего
добиться не могли. Парнишка с испуга лишился языка, смотрел на всех
немигающими, подавшимися из орбит глазами и тряс Головой.
- Свихнулся! - заключил сапожник Троха, и матери начали прогонять с
берега ребятишек, боясь, как бы "тронутый" не покусал их.
Мужики стали держать совет: как быть с парнишкой?
Долго шумели, спорили и всем миром порешили: дурачка убрать.
Суеверие да "древлеотеческие устои" не знают жалости, И это суеверие
подсказало людям, что мальчишку прибило к берегу не зря, что есть в этом
дурное знамение и что не оберешься напастей, если оставишь его в деревне.
Неспроста же получилось так, что все взрослые плотогоны в воду канули, а
малый, почти бессильный человечишка уцелел. Убрать! У малого башка трясется
и глаз дурной - светлый, водянистый и не моргает. Такой глаз не только
корову, но и бабу в тягости изведет. Да и мало ли что еще может быть! Чужие
нагрянут, табашника - исправника - приведут, тот учинит допросы, как да что,
и откупись от него попробуй. Нет уж, лучше от мира подальше, грехов
поменьше.
Берег быстро опустел. Подгоняя, как телят, любопытных ребятишек,
бабыстароверки разбежались по домам, закрещивая двуперстиями свои следы.
Из тех же бревен, что прибило от разбитого плота к берегу, мужики
принялись сколачивать салик. Нет, убивать парнишку они не собирались.
Большой то грех! Они посадят его на плотик и оттолкнут. Плыви с богом! А
куда, до каких мест доплывешь - это уж их не касается. Бог тебя послал,
пусть бог и к месту определит. Захочет - до другой деревни убережет, не
захочет - на первом пороге утопит. На то его божья воля.
Мальчик неотрывно смотрел на мужиков, суетливо орудовавших топорами, и
пытался что-то понять. Но боль мешала ему это сделать. Он тихонько застонал,
пополз с шорохом по камешнику и погрузил изувеченную руку в холодную воду.
Мужики нахмурились.
Сапожник Троха высморкался и виновато сказал:
- Перевязать бы ему руку-то.
Никто ничего не ответил, и Троха метнулся домой за тряпицей. Никакой
бросовой тряпки не нашлось под руками. Жена Трохи, бедная баба, замученная
нуждой, тяжким гнетом да презрением коренных жителей Вырубов - староверов,
отпорола кружева от холщового рушника, который берегла еще с девичьих
времен, и отдала его мужу со словами:
- Что делают, что делают!
Троха обматывал руку мальчика желтой от времени и табачной пересыпки
холстиной. До мужиков доносилось его виноватое бормотанье:
- Будь бы ты кабарга или какая другая зверюшка - добили бы тебя, и не
маялся бы. А ты все ж таки человек, и делать этого невозможно, потому, стало
быть, мучаешься...
Мальчишка глядел на Троху и тряс головой. По лицу его картечинами
катились слезы. Боль давила, мальчишку, Троха осторожно опустил его на
каменья.
- Охо-хо-хо, отошел бы вот здеся-ка, схоронили бы мы тебя на мирском
кладбище, душа твоя еще невинная, светлая... А то плыть за смертью тебе