"Виктор Астафьев. Стародуб" - читать интересную книгу автора

ворковала внизу, тянуло холодком, а с косогоров доносило угарным запахом
багульника. Сквозь этот тугой, ладанный запах несмело просачивался медовый
дух лабазника, накатывали волны терпкого, лекарственно-приторного марьиного
корня.
Амос надеялся, что отец с Култышом закурят и предложат ему (своего
табаку у него тогда еще не водилось). Но отец указал глазами на караулку.
Они осторожно вползли в нее. Амос опять с удивлением принялся озираться. Он
видел снаружи лишь кучу бурелома, насквозь простреленного шишками лесного
морковника и травой-метлигой, а под ним оказалось хитрое сооружение из
неотесанных бревен. Сооружение низенькое, но достаточное для того, чтобы
стоять в нем на коленях. Торцы каждого бревна замазаны грязью или серой
лиственницы - чтоб не белели. Впереди на неокорененных бревнах проделаны
отверстия в виде бойниц. Каждое отверстие обито берестой и косматым мхом,
поседевшим на летнем солнце. "Это для того, чтобы не стукнуло ружье",
догадался Амос.
Ни звука, ни шороха не должен издавать здесь человек. Сдержанно дыша,
Амос подполз к окошечку, на которое кивком головы указал отец, встал на
колени и просунул свое ружье. Отец потыкал себя пальцем в лоб: дескать,
думать надо, соображать. Амос вопросительно уставился на него. Отец рывком
поднял курок его ружья. Вспыхнул Амос и отвернулся. Снаружи, как бы
занесенная ветром, колыхалась пленка бересты. Пристально вглядевшись, Амос
разобрался, что эта пленочка здесь неспроста, - она указывает направление
ветра. Хвостик берестинки вытягивался в сторону караулки. Хиуз - легонький,
струистый ветерок, неспособный расшевелить даже пугливую осину, сочился из
ущелья на людей. "Хитро! - отметил Амос. - Так выбрали место, что здесь тяга
всегда от зверя".
Заныли, завеселились мокрецы. И только сейчас Амос уразумел, почему
отец тщательно осматривал свою и его одежду. Он велел зашить все дыры,
засунуть травы в голенища ичигов, перевязать волосяной накомарник платком на
шее. Амос посчитал все это пустой затеей и не зашил штаны в промежье. Туда и
забрались комары.
Амос шевельнулся.
Отец показал ему кулак.
Затих парень, покосился вправо. Обрисованное полоской света,
проникающей через окошечко, видно остроносое суховатое лицо Култыша. Молодой
охотник сидел неподвижно, будто дремал. Было непривычно видеть его без
трубки, которую, сколь помнил Амос, Култыш как засунул в рот еще в раннем
детстве, да так с тех пор и не вынимал. Мать Мокрида била табашника по зубам
и однажды, вколотила ему трубку вместе с огнем в рот, но и это не помогло. В
семье одержимой ревнительницы благочестивых устоев появились два не менее
одержимых курца - отец и Култыш.
"Вышколил его отец!" - ухмыльнулся Амос и стал смотреть в окошечко.
Заря уже отцвела за дальней лесистой седловиной. Луна с подтаявшим боком
выпутывалась из ячеистых облаков, то появляясь на секунду, то надолго
исчезая с глаз. Бурьян и кустарник, окружавшие яму, напоминали лохматое
облако, упавшее на землю.
Лес побратался с темнотой. Настал самый глухой час. Слышалась только
гнусавая нудь комаров. Шевелились штаны Амоса от мокреца, набившегося в
дыру. Руки его облепили эти мелкие, но больно жалящие комарики. Они лезли в
глаза и особенно в нос, каким-то образом проникая под накомарник.