"Виктор Астафьев. Светопреставление" - читать интересную книгу автора

сотню-другую прорубей и в конце концов рыбу "нащупывали", рассыпались
подковообразно по льду, все утро и весь день перемещаясь следом за
рыбой, пятная лед россыпью лунок.
В одно апрельское утро брякнул заморозок градусов на двадцать
пять, и рыба оцепенела, не берет. Надо ждать солнца, грева, распара,
и тогда, быть может...
Стоят рыбаки на льду, треплются, курят, удочки подергивают,
блеснами поигрывают, рассказывают о том, как много было рыбы прежде и
как мало теперь.
И вот диво! На льду появилась баба! В красной куртке. Встала в
отдалении, ударила каблуком сапога во вчерашнюю лунку, не пробила,
попросила у пожилого рыбака пешню, проколупала лед, спустила удочку с
блесной в дырку и подергивает.
Внимание всех находящихся вблизи рыбаков переметнулось на бабу,
издевательские шуточки, насмешки, высказывания сгруппировать можно
было бы в одну мысль - в духе современных молодежных газет и
журналов, где пионерки и пенсионерки бойко учат, как, кого и сколько
надо любить, домохозяйки хвалят или ругают мужей за то, что те им
помогают или не помогают мыть полы и посуду.
Рыбаки единодушно решили, что эта вот, с позволения сказать,
рыбачка хвалит мужика и через газету утверждает, что он у нее
хороший: сам моет полы, стирает пеленки и белье, водится с дитем, а
ей позволяет общаться с друзьями и вот даже на рыбалку отпустил. А
все потому, как говорил мудрец Сенека - шофер хлебопекарни: при
хорошей жене и муж хорош, кстати, заядлый рыбак этот Сенека, выезжая
с руководителем своего предприятия на лед, топил он уже три машины -
два "Москвича" и "Волгу", но сам уцелел при этом. Опытный рыбак...
Измывательство над женщиной-рыбачкой приобретало массовый
характер, и сама природа восстала против этого, заступилась за слабый
пол: рыбачка вдруг завопила - и только что злословившие мужики со
всех ног бросились на помощь женщине, потому как на ее удочку клюнула
щучища. Мигом она была извлечена умельцами на белый свет.
Раздалбливавшие лунку, упыхавшиеся мужики тут же добычу взвесили на
ручном безмене - девять кило с граммами! Щука подпрыгивала, поленом
бухалась об лед, сверкая пестрыми, как у африканского удава, боками и
темной спиной. Рыбачка таращила подведенные синькой глаза, пыталась
говорить благодарствия мужикам.
- И шче же это тако? - Вопрос задавал мужичонка, чуть побольше
метра ростом, в плаще, низ которого колоколом стоял на льду, скрывая
ноги человека. Плащ был перехвачен поясным ремнем и наискосок
веревочной петлей от пешни. В руке мужичонки была зажата удочка,
грубая, из вереса, с сучками-рогульками на конце, которыми местный
рыбак ловко поддевает и выбрасывает из лунки лед. Лицо его,
изветренное, изморщенное,напоминало растоптанную консервную банку
из-под червей, спереду, с жерла - все узко сплюснуто и вытянуто;
сзади, "со дна" - стриженный под бокс затылок без всякого изгиба
катко уходил под взъерошенный башлык плаща. - Эт-то шче же, оптать,
тако? - Мужичонка уцелил в пространство расплющенное лицо с
расплющенным, далеко вперед вынесенным носом, ожидая ответа. - Я
двадцать пять годов рыбачу! И ни одна баба никовды меня не