"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора

неиссякаемую самоотверженность -- заместитель командующего армией, хиленький
такой, с детства заморенный мужичок, с детства ненавидящий "сплататоров",
потому что они его угнетали, выдвинувшийся из полевых командиров на место
репрессированных образованных специалистов, бахвалился тем, как он своей
дивизией брал город Истру, одержал первую блистательную победу под Москвой,
положив начало приостановлению немцев на столицу, Сталин щедро вознаградил
оставшихся в живых спасителей, дивизия была названа Истринской, на груди
рассказчика два ряда орденов, медалей и поверх багрового иконостаса Золотая
Звезда с уже потускневшей красной колодочкой. И по делу награды --
остановить врага в критический момент, отбросить его от крыльца белокаменной
-- это ли не заслуга?!
"По горло в воде Истру переходили, меж разбитого льда двигались, на
льдинах, ровно на плотах плыли. Изрядно ребятушек погибло, изря-адно. На
край льдины насядет народ, льдина на ребро, которая перевернется синим
исподом и накроет бедолаг. Много там, в энтой ракитной Истре, народу подо
льдом, о-ой, много. Да и на берегу усеяно".
"Но ведь Истра рядом с Москвой -- столбы вдоль дорог сухие, в деревнях
избы деревянные, заборы, хлева, в Москве -- лесозаводы, всюду лес, плахи,
пиломатериалы на стройках".
"А кто мне время на подготовку отпушшал? -- сердился новоиспеченный
полководец. -- Прямо с эшелону в бой кидали, в Истру энту говенную,
бездонную. Я летось в Кремель по делам ездил, дак попросился Истру
посмотреть. Че, если русский солдат покруче выпьет, с похмелья перессыт".
В лесу шуршали пилы, смертно скрипя и охая, валились деревья. Бойцы
таскали бревешки в укрытия, связывали их попарно старыми проводами,
веревками и даже обмотками. Будь дерево сухое -- такой вот легкий плотик
надежной бы опорой на воде стал. Но сухого сплавматериала пока нет. Были
загоны на островке, но орлы из батальона Щуся перетаскали в ригу, укрыли,
нарисовали на подпиленных столбах череп и кости. Кто-то из
весельчаков-хохлов крупно написал: "Не чипай, бо ибане!"
Кружилась и кружилась, словно бы в маятном, заколдованном сне, "рама"
над рекой, над берегом, над лесом, залетала в тылы. Там по ней лупили
зенитки, усыпая чистое осеннее небо барашками веселых облачков-взрывов.
Завтра, с утра пораньше жди небесных гостей. Наземные же огневые средства
противника как молчали, так и молчат, пристреляет орудие-другое репера,
сделает привязку -- и молчок. А славяне и рады нечаянному осеннему миру,
шляются толпами, повсюду кухни дымят, кино в лесу вечерами показывают, прямо
на воздухе. Прибывший из госпиталя боец Хохлак из щусевского батальона баян
развернул, играет раздольно, красиво, вокруг него уже пары топчутся,
откуда-то и военные девушки возникли, нарасхват идут.
Хватился Зарубин проверить наблюдательные пункты -- поручено
разведчикам непрерывно смотреть за реку, засекать скопления противника,
огневые точки -- явился на наблюдательный пункт полка, а там ни командира
отделения Мансурова, хорошего, но кавалеристого человека нету, ни
телефониста, один наблюдатель остался, да и тот в глубокой, прогретой щели
уютно дремлет, примотав стереотрубу проволокой за ногу, чтоб не украли.
По хуторам, по окрестным деревням рыскают бригады мародеров, гребут из
погребов и ям картофель, кукурузу, подсолнечник -- чего подвернется. Днями
бойцы-молодцы из соседнего полка завалили в ближнем селе свиноматку
редкостной породы, голову, кишки и прочее выкинули, ноги связали, жердь