"Виктор Астафьев. Веселый солдат (повесть)" - читать интересную книгу автора

вшивиков... - И, подышав, добавил: - Учти, ты - крайний справа, у самого
оврага, заберутся немцы в овраг - несдобровать тебе первому..."
Пошла совсем другая война, организованная. Но, как говорится, на орудия
и на командира надейся, да сам не плошай. Орудия молотили, молотили по
сельцу и зажгли там чего-то. Потом корректировщик забрался на сосну, и пока
немцы в картошке заметили его, минометная батарея уже заткнулась, трубы ее
лежали на боку, обслуга кверху жопой.
Я же лично долго вел войну вслепую, тужась поразить как можно больше
врагов, и тыкал карабином то туда, то сюда, уже по щиколотку стоял в своей
щели в пустых горячих гильзах, руки жгло карабином, масло в замке горело, а
уверенности, что я ухряпал или зацепил хоть одного немца, не было.
Наконец, уяснив, что всех врагов мне одному не перебить, я уцепил на
прицел определенного немца. Судьба его была решена. Перебрав и перепробовав
за время пребывания на передовой всякое оружие - как наше, так и трофейное,
- я остановился на отечественном карабине как самом ловком, легком и очень
прицельном стрелковом оружии. Стрелял я из него давно и метко. Днями, желая
прочистить заросшую дыру в карабине, я заметил заливающегося на вершине ели
молодого беззаботного зяблика, прицелился и разбил его пулей в разноцветные
клочья. Разбил птичку - и зареготал от удовольствия. Кто-то из старых вояк
сказал: "Болван, эт-твою мать!" Я еще громче зареготал и похлопал по
заеложенной об мой зад ложе: "Во, братишка, лупит!"
Немец, мною намеченный, чаще других поднимался из картошки и бросками,
то падая, то ложась, бежал за скирду клевера. На отаве клевера, яркой, как
бы осыпанной комочками манной кашицы, новоцветом, он полз, и довольно
быстро, потом вскакивал и опрометью бросался в укрытие, за скирду. На спине
его, прицепленный к ранцу, взблескивал котелок. Я поставил планку на триста
пятьдесят метров и несколько раз выстрелил по этому котелку, когда немец
лежал в картошке. Попадало, должно быть, близко, но не в солдата, видать
малоопытного, иначе давно бы он снял ранец с котелком - мишень на спину
опытный солдат никогда себе навесить не позволит.
Скорее всего, немец этот был связным. Там, за скирдой, сидел командир
роты или взвода и посредством связного отдавал распоряжения в цепи. Залегшие
и уже хорошо окопавшиеся в картошке, все более и более растягивающиеся левым
крылом роты к оврагу, наши связные уже сбегали по оврагу и речке к хутору,
расположенному справа, сообщили обстановку, и оттуда отсекающим от леса
огнем били пулеметы и, как было сообщено, налаживалась атака силами
батальона да еще выловленных в оврагах "западников" и двух или четырех
танков.
Ну, "силами батальона" звучит громко, в батальоне том если осталось
человек восемьдесят, так и то хорошо, а "западники" - они пройдут до поля и
залягут, ведя истребительный огонь. Вот если танки, пусть и два будут, да
наши ахнут из гаубиц - тогда, пожалуй, противнику несдобровать. Но пока он,
немец с котелком, залег в картошке, припал за бугорком, ровно бы кротом
нарытым, и не шевелится - убил я его уже? Или еще нет? На всякий случай
держу на мушке. И вот он, голубчик, выдал себя, вскочил, побежал согнувшись,
готовый снова ткнуться за бугорочек. Но я поймал на мушку котелок, опор
ложей сделал к плечу вплотную, мушку довел до среза и плавно нажал на спуск.
Немец не дотянул до следующего бугорка два-три метра и, раскинув руки,
словно неумелый, напуганный пловец, упал в смятую, уже перерытую картошку. Я
передернул затвор, вогнал новый патрон в патронник и неумолимо навис над