"Хьелль Аскильдсен. Джокер ("Все хорошо, пока хорошо" #16) " - читать интересную книгу автора

там, взвешивая "за" и "против", и побрел той же дорогой обратно, путь
недалекий, пара сотен метров - и я снова у ограды.
В прихожей я повозился подольше, и, когда вошел в комнату, Люси сидела
над пасьянсом. Она оторвалась от карт и одарила меня быстрой улыбкой. На
столе не было свечи, в пепельнице ничего не чернело. Ну как? - сказала она.
Там дождь. Это ты и так знал. Да, сказал я и сел у окна. Я смотрел в него,
но видел лишь отражение комнаты, и Люси. Прошло какое-то время, и Люси
сказала обычным тоном, не поднимая глаз от пасьянса: мне достаточно просто
ущипнуть себя, чтобы почувствовать, что я живая. Даже для Люси это довольно
экстравагантное заявление, а поскольку, как я теперь понимаю, во мне
говорили обида и оскорбление, нимало не ослабевшие от того, что Люси еще и
уничтожила к моему возвращению все следы того таинства, свидетелем которого
я стал, перелезая через ограду, то у меня не мелькнуло и тени сомнения в
том, что ее слова - обвинение в мой адрес. Я открыл было рот для ироничного
ответа, но смолчал. Я даже не обернулся к ней, а продолжал смотреть на ее
отражение в стекле. Она принялась собирать карты, по-прежнему не поднимая
глаз. Я почувствовал, как судорогой свело лицо. Люси сложила колоду в
коробку и поднялась, медленно. Посмотрела на меня. Я не мог обернуться,
меня сковало обидой. Она сказала: бедный ты, бедный, Иохим. И ушла. Я
услышал, что она включила воду на кухне, потом хлопнула дверью спальни, и
стало тихо. Не знаю, сколько времени я просидел, перенизывая слова в ее
последней фразе, ранившей меня, несколько минут, наверно, но потом мысли
перекинулись на другое. Я встал и подошел к камину. Ни золы, ни пепла, все
как было. Надо проверить мусорное ведро, решил я, но тут же засомневался -
я боялся, как бы Люси не накрыла меня за этим занятием. Но потом подумал,
что она ведь не знает, что я ее видел. Тогда я открыл шкаф под мойкой -
сверху на мусоре чернел уголок сожженной карты. Я достал его, покрутил,
помял, мной владели сомнения и нерешительность. Уж слишком много вопросов.
Неужто она нарочно принесла свечку, чтобы сжечь карту? Одну из пасьянсных,
видимо? Но почему свечка? И что за причуда жечь карты? И с чего вдруг она
отнесла свечу обратно? Интересно, а что это была за карта? На последний
вопрос я мог поискать ответ: я бросил карту на мусор и пошел в гостиную.
Карты лежали на столе, я вытащил их и пересчитал - тридцать пять. Джокер
один. Значит, она сожгла джокера. Я рассмотрел уцелевшего: шут вытаскивает
из рукава туза червей и подмигивает. С неясным чувством мести я спрятал
джокера в карман, а колоду засунул назад в коробку.
Когда час спустя я пришел ложиться, Люси уже спала. Я долго ворочался
без сна и проснулся утром, ничего не забыв. Лил дождь. Я попробовал вести
себя так, как в обычное воскресенье, но не вышло. Мы позавтракали в
молчании, то есть Люси бросила пару фраз ни о чем, я не ответил. Тогда она
сказала: что так мучиться, ты не обязан сидеть тут со мной. В голове у меня
померкло. Я держал в руке нож и с такой силой всадил его в блюдце, что оно
разлетелось. Я вскочил и, выбегая из кухни, крикнул: бедный, ты, бедный,
Иохим!
Домой я вернулся через несколько часов. Я решил сказать, что сожалею о
своей несдержанности. Дом стоял темный. Я зажег повсюду свет. На кухонном
столе лежала записка: "Привет. Я позвоню завтра или позже. Люси".
Так она ушла из моей жизни. После восьми лет. Сначала я отказывался в
это верить, я не сомневался, что с течением времени Люси поймет, что
нуждается во мне так же сильно, как я в ней. Но она, как теперь ясно, этого