"Хьелль Аскильдсен. Последние заметки Томаса Ф ("Все хорошо, пока хорошо" #1) " - читать интересную книгу автора

окна, до которых мог дотянуться, это было трогательное зрелище, религиозное
помешательство всегда трогает.
Первая реакция была спонтанной и естественной: где-то на середине
улицы из окна четвертого этажа в крикуна швырнули табурет. Мужчину он не
задел, на что бросавший, надо надеяться, и рассчитывал, но грохот получился
знатный. Эффект от этой выходки оказался прямо противоположен искомому:
получив такое подтверждение важности своей миссии, буян заблажил еще
громче.
Следующий отклик был сродни первому, но примитивнее и с примесью
комизма - распахнулось окно, и оттуда раздалось гневное: "Ты совсем
рехнулся, кретин?" Тут я осознал, что человек внизу попросту опасен, он
мутит души, обнажая то тут, то там темный подбой, и я затосковал: неужто не
найдется разумного, необезножевшего человека, чтобы спустился и положил
этому конец? Постепенно из многих окон вдоль улицы повысовывались головы,
но внизу правил бал тот безумец.
Признаюсь, я был зачарован, причем чем дальше, тем больше - но не
главным виновником, а улицей в целом. Люди смеялись и перекликались поверх
головы бедолаги, в жизни не видел, чтобы люди так охотно шли на общение,
даже ко мне обратился мужчина из дома напротив. Я разобрал только последнее
слово, "богохульник", и, само собой, ничего не ответил. Скажи он что-нибудь
разумное, "скорая помощь", например, мы могли бы, как знать, познакомиться
и обмениваться иногда парой-тройкой слов через улицу. Но со взрослым
человеком, а по возрасту он годился в сыновья моей давно умершей жене,
который не нашел ничего умнее, чем сказать "богохульник", у меня нет ни
малейшего желания раскланиваться. Я еще не так одинок.
Но довольно об этом. Я сидел, как вы помните, зачарованный невиданным
оживлением на улице, мне вспомнилось детство: тогда старикам жилось
приятнее, подумал я, не так одиноко, да и умирали они в приемлемом
возрасте, - и тут из ворот выскочил человек и прямиком устремился к
безумцу. Он налетел на него сзади, развернул к себе и с такой силой ударил
в лицо, что тот качнулся и упал. На секунду стало совершенно тихо, как
будто вся улица затаила дыхание. Но вот забурлила снова, теперь гнев
направился на обидчика. Вскоре из домов высыпал народ, и, пока виновник
сумятицы потерянно молчал, в нескольких метрах от него возникла оживленная
дискуссия, подробностей которой я уловить не мог, но, очевидно, у драчуна
нашлись свои сторонники, потому что два юнца вдруг схватили друг друга за
грудки. Да, разум в тот день где-то отдыхал.
Тем временем сумасшедший встал, и, пока мальцы дрались, скорей всего
из-за него, хотя, может, по другому поводу, и кто-то полез их разнимать, он
начал отступление: пятясь, добрался до перекрестка, повернулся и бросился
бежать, а бегать он был не промах, скажу я вам.
Постепенно до толпы дошло, что смутьян исчез, и она стала
рассасываться, одно за другим позакрывались окна. Я тоже затворил свое,
день был не из теплых. Мир полон несуразностей, раздражения, несвобода
пустила глубокие корни, надежда на всеобщее равенство не оправдалась, и
правит, похоже, сила. Говорят: надо радоваться тому, что имеешь, у других и
того нет. А сами принимают таблетки от бессонницы. Или от депрессии. Или от
жизни. И когда еще народится новое племя, понимающее суть равенства, племя
садовников и селекционеров, которые вырубят деревья-гиганты, застящие весь
свет мелкой поросли, и выстригут лишние побеги с древа познания.