"Убийственная тень" - читать интересную книгу автора (Фалетти Джорджо)Глава 8Темнота совсем окутала улицу, заискрилась светом фар. По автостраде № 89 Джим возвращался во Флагстафф, сидя на пассажирском сиденье рядом с Эйприл. Как он ни старался вести себя непринужденно, а временами все же косился на точеный, подсвеченный фарами профиль. Она почти не изменилась, а если и изменилась, то к лучшему. Стала ярче, увереннее в себе, женственнее. Черты лица обозначились решительнее, но по крыльям носа, как прежде, рассыпаны детские веснушки, на солнце становившиеся заметнее. Такая красота вызывает в уме не образы домашнего уюта, а безбрежные просторы прерий. Глаза совершенно небесного оттенка, а слезы могут отмыть их до сверкающей летней ясности. Все это Джим помнил и знал, что и она ничего не забыла. Вновь инстинкт беглеца побудил его отвернуться в другую сторону. По левую руку горделиво сиял огнями только что отстроенный торговый центр. Прошлое играло в шахматы с настоящим, вовлекая в эту игру и сидящих в машине людей. Когда-то между ними было нечто, и, как часто бывает в жизни, этого оказалось достаточно, чтобы превратить их почти что в незнакомцев. Эйприл первой нарушила молчание, но головы к нему не повернула: – Они даже в темноте не бывают одного цвета. – Кто? – Твои глаза. Удивительное дело: вроде бы дефект, а притягивает. Представляю, как женщины в Нью-Йорке по тебе с ума сходят. Последнюю фразу она произнесла без вопросительной интонации. И Джим не уловил в ней ни грана кокетства или ехидства обиженной женщины. Нет, это было нечто большее – полнейшее отсутствие уважения к нему. Подъехав к дому Калеба, Эйприл нисколько не удивилась, обнаружив там Джима. Он не знал, может ли его возвращение во Флагстафф считаться новостью. Но если да, то реакция Эйприл означала, что она либо в курсе, либо не придает этому факту ни малейшего значения. Они просто поздоровались, назвав друг друга по имени. Роберт тут же напустил на себя официальный вид. То, что в городе все друг друга знают и всем нередко случается выпить вместе по кружечке пива, не мешает каждому в определенные моменты надевать маску соответственно своей общественной роли. – Привет, Эйприл. Как дела в «Крониклс»? – Все по-старому. Обычная газетная рутина. Такие случаи, как этот, нечасты. Что-нибудь скажешь, Боб? Детектив пожал плечами. – Ты же знаешь, Эйприл, ничего я тебе не скажу. По крайней мере сейчас. – Коль скоро мы у дома Калеба Келзо, логично предположить, что убит именно он? На это Роберт Бодизен примирительно кивнул. – Видишь, тебе уже все известно. Раз уж мы возле его дома, такое предположение вполне логично. – Все знали, чем занимался Калеб в своей лаборатории. Могу я, по крайней мере, спросить: это несчастный случай, связанный с его опытами, или нечто иное? «Нечто иное» на мгновенье повисло в воздухе, наполнив его скрытой угрозой, пока полицейский не выдал свое лапидарное официальное заявление: – Полагаю, шеф полиции в ближайшее время устроит пресс-конференцию и обнародует сведения, которые могут быть обнародованы. Обещаю, что ты первая узнаешь где и когда. А теперь, извини… Полицейский Роберт Бодизен поднялся и оставил их вдвоем. Отходя, он бросил на Джима многозначительный взгляд. И тут Джим понял, почему он позволил Дейву Ломбарди говорить при нем. Это был и вотум доверия, и нет – с какой стороны посмотреть. Теперь, если случится утечка информации, Роберт будет знать, кого в ней винить. Эйприл обратилась к нему тоном человека, добросовестно исполняющего свои обязанности: – А ты что мне скажешь? Джим до сих пор ощущал на себе взгляд полицейского и не хотел неприятностей ни сейчас, ни потом. – Немногим больше, чем сказал тебе Роберт. Я заехал проведать Калеба и, вместо того чтоб застать его в живых, нашел мертвым. – И все? – И все. – И ничего странного не видел и не слышал? – Да нет, ничего особенного. В эту минуту на улице появился темный фургон с белым логотипом «Канал 2» – местное телевидение. Полицейские тормознули его рядом с внедорожником Эйприл. Команда высыпала наружу, выгрузила оборудование, быстро поставила свет. Репортер, совсем молодой парень с азартным блеском в глазах, встал на фоне дома и начал вещать в телекамеру, примостившуюся на плече оператора. Рассказывая о чем-то телезрителям, он наверняка уже воображал себя комментатором национального канала. Вскоре с ними поравнялся Роберт, и репортер проворно поднес ему микрофон, словно олимпийский факел. Полицейский категоричным жестом отстранил его; слов не было слышно, но по мимике Джим и Эйприл поняли, что комментариев не будет. Джим поднялся с крыльца. Немой Джо тоже вскочил, вопросительно уставившись на него своими ореховыми глазами. – Что же мне с тобой делать? Пес тихонько заскулил, нетерпеливо завилял хвостом, не отводя от Джима взгляда и облизывая губы розовым языком. Эйприл улыбнулась. – По-моему, это пес Калеба. – Да. – Судя по всему, он выбрал себе нового хозяина. Джиму стало одновременно досадно и весело, когда он понял, что женщина и пес практически все решили за него. – Да, как будто. Он положил руку на голову Немого Джо, и тот слегка прикрыл глаза, словно скрепив печатью заключенный между ними договор. Эйприл достала из кармана куртки ключи от машины. – Что, подбросить тебя? – Я думал с Бобом вернуться в город. Но у него и без меня хлопот полон рот. – Я еду в редакцию, во Флагстафф. Высажу тебя, где скажешь. Джим принял предложение, и теперь, свернув с Восемьдесят девятого, они ехали по старому Шестьдесят шестому шоссе, проходящему через центр. Миновали светофор на перекрестке со Свицер-Каньон-драйв и окунулись в море вечерних огней. В нескольких милях отсюда умер человек, и, возможно, другой убил его, но общество людей никогда не чуралось насилия, так что событие сенсационным не назовешь. Воздух еще не тронула ночная прохлада, и народу на улицах было полно. Стайками прогуливалась молодежь в самых немыслимых нарядах, напоминая приезжим, что Флагстафф был и остается университетским центром и что молодость по природе своей имеет больше прав, чем обязанностей. – Куда тебя подвезти? Сзади шевельнулся Немой Джо, напоминая о своем присутствии. Свернулся калачиком на полу под задним сиденьем и еле слышно запыхтел от удовольствия. Джим с улыбкой кивнул назад. – Раз уж семья у меня увеличилась, думаю спросить Ракель и Джо, не найдется ли у них свободная комната и лишняя конура дней на несколько. Эйприл тоже улыбнулась, словно против воли. Не доезжая до следующего светофора, она свернула направо на Элден-стрит и остановилась перед «Эспен-Инн» – небольшим пансионом в окраинном жилом районе. Джим с давних пор знал его владельцев – Ракель и Джо Санчесов. Таких людей трудно забыть. Приветливые, работящие, любят людей, детей и животных. Джим надеялся, что они сумеют устроить внезапно свалившихся постояльцев – двуногого и четвероногого. Эйприл заглушила мотор и несколько секунд задумчиво глядела в лобовое стекло, прежде чем озвучить свою мысль: – Твой дед был великим человеком. Джим промолчал, ожидая продолжения. – Я очень огорчилась, когда узнала. Хочу сделать о нем посмертный репортаж. – Спасибо. Эйприл усмехнулась, и Джим снова поблагодарил ее, теперь уже мысленно, за то, что не добавила: «Ради твоего деда, а вовсе не ради тебя». – Чарли стоял, как изваяние, у постели, где его нашли. Ни на миг его не оставил. Думаю, он бы не задумываясь отдал жизнь за твоего деда. – Эйприл сделала паузу и продолжила чуть потише: – И за тебя тоже. Джим вспомнил лицо Чарльза Филина Бигая, когда смотрел из вертолета, как тот превращается в колеблемую ветром точку. Вспомнил, как они цедили слова, и не мог избавиться от гнетущего чувства вины из-за того, что он не оправдал надежд Чарли и Ричарда Теначи. – Знаю. Мы вчера виделись. Я ночевал на ранчо. Говорили мало, но Чарли умеет лучше изъясняться молчанием, чем словами. Эйприл повернула к нему голову, уловив его неуклюжую попытку свернуть разговор с темы, болезненной для них обоих. – Заметил, как изменилось ранчо? – Еще бы. За него взялись всерьез. Я говорил по телефону с Коэном Уэллсом. Теперь он владелец. – Он всегда им был. Только наконец решил выйти из подполья. Джим оглянулся назад и увидел в полутьме над краем заднего сиденья голову Немого Джо. Пес встретился с ним глазами и снова опустил морду. С усмешкой Джим подумал, что за столь короткое время Немой Джо уже усвоил привычку нового хозяина смотреть в другую сторону. – У Коэна большие виды на ранчо «Высокое небо». Думает превратить его в огромный туристический комплекс и переплюнуть даже «Оулд Таксон студиос». В настоящий город колоссальных зрелищ, который бы вместил множество туристов. Быть может, даже оборудовать площадку для съемки вестернов. А главное – объединить его с «Аризона-Сноубоул» и построить современный горнолыжный курорт. Для этого надо будет поставить на Хамфрисе оборудование для выработки искусственного снега. Его поддерживают крупные инвесторы, даже из Вашингтона. Он постепенно перетянул на свою сторону многих влиятельных лиц. И деньгами, и другими средствами. – Кого, к примеру? – Рэнди Колмена, председателя Торговой палаты. Депутата Престона Дуретта. Мэра Колберта Гибсона. – Это тот Гибсон, что был управляющим банка Коэна? – Нетрудно понять, кто посадил его в кресло мэра. Он не высморкается без разрешения своего благодетеля. – Не так-то просто будет осуществить эти грандиозные планы. – Угадал. Проблема в том, что навахи против. Для них горы Сан-Франциско были и остаются священными горами. По слухам, даже судиться думают. Но бьюсь об заклад, Уэллс и тут поработал. Джим отметил, что, говоря о навахах, Эйприл сказала «для них», а не «для вас». Выходит, она исключила его из числа тех, от кого он всю жизнь пытался сбежать. Джим вдруг ощутил приступ застарелой неловкости (ему казалось, она давно похоронена). Но спасительный полумрак скрыл выражение его лица, придав его молчанию совсем иной смысл. А Эйприл продолжала излагать факты: – К словам твоего деда всегда прислушивался Совет племен в Уиндоу-Рок. И Джеймс Корбетт высоко ставил его мнение. А Ричард был решительным противником, и его уход со сцены не слишком много изменил, хотя и несколько ослабил оппозицию. Джим хорошо знал о военном прошлом Ричарда Теначи. Он входил в группу людей, прозванных кодтокерами, индейцев, передающих сведения и приказы по радио. Был разработан специальный шифр на основе языка навахов, который по природе своей так замысловат, что не поддается расшифровке. Когда он был ребенком, несмотря на его просьбы, дед никогда не рассказывал ему о войне. – Война – самая глупая из людских выдумок, – говорил он. Джим потом понял, что разговор о войне дед просто откладывал до поры, когда внук станет мужчиной и будет способен понять. Но внук, повзрослев, унесся мыслями в небо, к вертолетам, и у него уже не осталось времени выслушивать дедовы рассказы. – Дед был великий человек, но по натуре консерватор. – Как бы там ни было, он умел бороться за свою веру и доказал это всей жизнью. Эйприл опять надолго замолчала, а когда заговорила, Джим почувствовал, как неуловимо изменилась ее интонация. – Он очень хорошо ко мне относился, а я – к нему. Последний раз я видела его незадолго до смерти. Привезла к нему сына – познакомить. – Я не знал, что у тебя сын. И даже не знал, что ты замужем. Женщина чуть качнула головой, и медные волосы плавно заколыхались вокруг лица. – Ты многого не знаешь, Джим. Ты давно здесь не был и, даже когда приезжал, смотрел в другую сторону. Джим невесело усмехнулся, следуя своим мысленным путем, и промолчал. – Странное что-то творится. – В каком смысле? – Про Алана слышал? – Да. Читал в газетах. Эйприл вглядывалась в темноту, как будто надеялась там найти ответ всему происходящему. – Вот в каком. Вы оба много лет жили далеко отсюда, поэтому вряд ли сразу поймете. Удивительно, как случай может изменить весь расклад и даже в самые драматические события внести нотку иронии. Джим молчал, понимая, что она еще не все сказала. – Суон Гиллеспи тоже домой возвращается. Тут будут фильм снимать. Джим понадеялся, что из-за темной кожи и полумрака будет незаметно, как ветер, словно от тысяч крыльев, дохнул ему в лицо неимоверным жаром. И то были крылья не бабочек, но воронов. – Я целую жизнь ее не видел и не слышал ничего о ней. Эйприл открыла дверцу машины. – И не только ее. Она вышла, бросив в круг света отблеск красного золота своих волос. Джим обрадовался тому, что она сочла тему исчерпанной. Он тоже вышел из машины и открыл заднюю дверцу. Немой Джо выпрыгнул, сладко зевнул и потянулся, как после долгой дороги. Потом своей странной, расхлябанной походкой двинулся помечать территорию. Подняв ногу, он помочился на угол небольшого строения, которое занимало агентство недвижимости. Джим, наблюдая за ним, подумал, что ничуть не удивится, если пес после долгого сидения в машине попросит у него закурить. Он почувствовал рядом присутствие Эйприл и всем телом повернулся к ней. – Ну вот. У тебя и у твоего пса есть на сегодня миска горячего супа и конура. – Спасибо. – Не за что. Надолго к нам? – Завтра утром повидаюсь с Коэном Уэллсом. Он просил зайти, но зачем – не объяснил. Эйприл чуть нахмурилась и поглядела на него в упор. У Джима возникло ощущение, что она смотрит, не видя его, а видит какие-то совсем другие образы. Он умудрился не отвести взгляд. – Ты умный человек, Джим, жаль только, что довольствуешься малым: решил, что тебе хватит хитрости. Скоро ты узнаешь, чего хочет от тебя хозяин города. Но он одного не знает… – Чего же? – Так или иначе, здесь ты не задержишься. Тебе законы не писаны, а если и писаны, то чужие. С возвращеньем домой, Джим Маккензи. Будь здоров. Эйприл отвернулась, и Джиму показалось, что в глазах у нее блеснули слезы. Человек и собака, стоя посреди улицы, смотрели, как эта необычная женщина забирается в машину и трогается с места… смотрели, пока задние фары не мигнули слабым отблеском вдали, пока машина не свернула на Бёрч-авеню и не скрылась из виду. – Пойдем, Немой Джо. Пойдем вымаливать себе хлеб и кров. Они перешли улицу и не спеша направились к дому. Окна в нем были освещены; обшитый деревом фасад, видимо, недавно выкрасили светло-серой краской. Джим поднялся на крыльцо под аккомпанемент перестука когтей Немого Джо по дереву и очутился перед застекленной дверью, изнутри задрапированной светлой тканью. Нажал кнопку звонка. Пока ждал ответа, догадался, что имела в виду Эйприл. Она, разумеется, права. Его давно здесь не было, и даже когда он еще был здесь, то смотрел в другую сторону. Похоже, та, которая некогда была его женщиной, знает его лучше, чем он сам. В одну фразу уместила весь его непокой, как будто следовала за ним по всему миру, когда он работал на Линкольна Раундтри, и знала, что ему всегда хотелось быть не там, где он был. Тем более сейчас. |
||
|