"Айзек Азимов. Фантастическое путешествие" - читать интересную книгу автора

все, каждый ломтик, каждую крошку, даже запах. Будет слишком заманчиво
поиграть с этим, и они никогда не упустят этой возможности.
- Чепуха. Разве что в самом начале. Они уцепятся, но у нас тоже есть
возможность надавить. Мы свободно можем напустить на них Дьювола,
ревностного богобоязненного Петра.
Гримаса отвращения пересекла лицо Рейда.
- Я бы с удовольствием пустил его на военных. А учитывая то, что я
чувствую сейчас, я бы с удовольствием бросил его и на Картера тоже. Если
бы Дьювала зарядить отрицательным зарядом, а Картера - положительным и
столкнуть их вместе, чтобы они испепелили друг друга...
- Не будьте таким кровожадным, Дон. Вы воспринимаете Дьювала слишком
серьезно. Хирург - это артист, скульптор живой ткани. Великий хирург -
великий артист и имеет соответствующий темперамент.
- Ну, у меня тоже есть темперамент, но я не пользуюсь им, чтобы быть
таким въедливым. Кто дает Дьювалу исключительное право быть агрессивным и
высокомерным?
- Если бы у него было это исключительное право, мой полковник, я был
бы счастлив. Я бы оставил его за ним со всеми возможными благодарностями,
пусть это будет только его право. Несчастье в том, что в мире есть очень
много других агрессивных и высокомерных характеров.
- Полагаю, что так, - пробормотал Рейд, но не успокоился. - 37 минут.


Если бы кто-нибудь повторил данную Рейдом оценку характера Дьювала
самому доктору Питеру Лоуренсу Дьювалу, то услышал бы в ответ такое же
короткое фырканье, как и в случае объяснения в любви. И не потому, что
Дьювал был нечувствителен как к оскорблению, так и к обожанию, а потому,
что он реагировал на это только тогда, когда имел время, а имел он его
очень редко.
Обычное выражение его лица вовсе не означало, что он сердит. Это было
скорее результатом сокращения мускулов, которое возникало, когда его мысли
блуждали неизвестно где. Видимо, все мужчины по-своему убегают от мира. У
Дьювала это выражалось в сосредоточении на своей работе.
Этот путь привел его в середине сороковых лет жизни к международной
известности в качестве нейрохирурга и к положению холостяка, с трудом
осознаваемому им.
Не успел он поднять глаза от тщательных измерений, которые производил
по лежащему перед ним рентгеновскому объемному снимку, как дверь
открылась. Вошла его ассистентка, ступая, как всегда, бесшумно.
- В чем дело, мисс Петерсон? - спросил он.
Он с сожалением скосил глаза на снимок.
Восприятие глубины было достаточно очевидным для глаза, но
определение его действительной величины требовало искусного измерения
углов плюс предварительные знания того, что представляет собой это
изображение на самом деле.
Кора Петерсон ждала момента, когда пройдет эта сосредоточенность. Ей
было 25 лет, почти на 20 лет меньше, чем Дьювалу, и свое профессиональное
мастерство, которому был всего год от роду, она благоговейно сложила к
ногам хирурга.
В письмах, которые она писала домой, она почти каждый раз сообщала,