"Один на один с Севером" - читать интересную книгу автора (Уэмура Наоми)

Глава IV. Роды у лайки

3 апреля

Ясно. Минус 35 градусов. Ветер северо-западный.

Вышел из палатки. Перед глазами вчерашние гряды ледовых гор, и настроение сразу ухудшилось. Что-то я стал падать духом в трудных ситуациях. А ведь ничем не поможешь — хоть плачь, хоть вой. Наоборот, сейчас надо собраться с силами и противостоять льду.

Я так и делаю. Начинаю искать проход в торосах, вставших вчера передо мной, и через час нахожу его. Затем попадаю в район молодого льда и веду упряжку часа два без остановки.

На побережье снежные заструги тянулись с востока на запад, но когда я прошел 84-ю параллель, ориентация застругов изменилась на юг-север. Это очень удобно для меня, так как теперь не надо через них перебираться. Наверно, поэтому сегодня я смог пройти самое большое расстояние за все время путешествия. Двигаясь с постоянной скоростью шесть — восемь километров в час, преодолел около 20 километров.

На молодом льду кое-где виднеются трещины, небольшие торосы, иногда встречаются торчащие ропаки, похожие на покосившиеся могильные камни. Но несомненно одно: подо мной воды океана. Молодой лед как раз и свидетельствует о том; что ледяной покров движется в океане, как живое существо. А я двигаюсь по этому льду.

Проснулся я сегодня рано, поэтому уже в три часа разбил лагерь. На последнем отрезке пути полоса молодого льда тянулась к северо-западу, и я проехал по ней, не встречая никаких препятствий. Но дальше я должен был ехать на запад, а здесь молодой лед кончился, и я опять попал в зону пакового льда. Я повернул на северо-восток. Собаки на последнем участке устали, к тому же снег стал глубоким, и скорость нарт упала. Я остановился.

Но что ни говорите, очень приятно, когда собаки послушны твоему голосу… Как только слез с нарт, почувствовал, что ужасно болит обмороженное лицо. Я ехал, забыв о сильнейшем встречном северо-западном ветре.

Несмотря на все мои попытки установить связь, она не налаживалась. Результаты астрономических наблюдений показали, что до обеда я находился в пункте, имеющем координаты 84°48 30" северной широты и 70°8 западной долготы. Следовательно, местоположение моего лагеря должно быть уже на 84°50 северной широты. Если я пойду такими же темпами и дальше, то завтра смогу пересечь 85-ю параллель. Я очень обрадовался, что за день прошел 20 километров, но, поразмыслив, пришел к выводу, что, будь у меня более крепкие собаки, можно было бы пройти 30 километров. 19 собак вполне достаточно для того, чтобы быстро везти нарты. Но ведь по сути дела половина собак их не тянут. Это очень печально. Когда я угрожаю хлыстом — собаки тянут, но, стоит мне перестать им крутить, постромки тут же провисают и нарты еле тащатся. И четыре собаки, которых мне прислали из Каннака, тоже ленивые. Может быть, они не очень быстрые? Тем не менее едят больше других. Такое чувство, что мне навязали прожорливых, отощавших дармоедов.

Мое настроение зависит от самочувствия собак. Они не в форме, и у меня на душе плохо. Меня мучает навязчивая мысль о том, что одному невозможно добраться до Северного полюса. К счастью, новые нарты издают при езде очень приятный звук, и это повышает настроение. Еда для собак с каждым днем уменьшается, и поклажа становится легче. Может быть, и двигаться будем быстрее? Наверное, теперь я должен больше заботиться о собаках.

Но нечего впадать в уныние! Когда лед хороший, то я, забыв про холод, мурлычу песни.


4 апреля

Ясно. Температура — минус 34 градуса. Юго-западный ветер.

Вышел в путь в 8.30. Хорошо, что ветер попутный, а то, когда он дует в лицо, обмороженные места сразу же начинают болеть.

Состояние льда опять несколько изменилось. Ледяные утесы совершенно исчезли, много ровных мест. От 83 до 84° северной широты снежные заструги тянутся с востока на запад, а с 84 до 85° — на север или на северо-восток. Ветер дует то с севера, то с юга. Сегодня я прошел около 15 километров. Поэтому, несомненно, пересек 85-й градус северной широты.

Вчера молодой лед был союзником, а сегодня на нем глубокий снег и собакам трудно бежать. Опять разговор о собаках! Но я обязательно должен о них писать.

Собаки явно измотались. Утром, когда мы трогайся в путь, они даже не шевелятся, услышав мое первое «яя». Стоят, испуганно съежившись, и смотрят исподлобья. И нет на них никакой управы. Совсем ослабевших я привязываю к саням. Перед отъездом на базе Алерт я провел с собаками самые основные занятия, но в то время характер животных еще нигде и никак не проявлялся. Сейчас они оживляются, только когда я их кормлю и во время драки. Они совершенно истощены.

Но меня нельзя, наверное, упрекнуть в нерадивости. Каждодневный рацион собаки составляет 600 граммов специальной еды (это около 4000 калорий). И несмотря на это, они очень истощены. Наверное, даже для собак, родившихся на Севере, путешествие по Арктике необычно?

Хочу дать им небольшой отдых. Одного дня за 12 суток пути им явно недостаточно. Уже известно, что собакам для нормальной работы необходимо отдыхать раз в пять-шесть дней или даже два дня в неделю. И я тоже так считаю.

Но к такому выводу я пришел только сейчас. Во время прошлого путешествия по Заполярью, когда я преодолел 12 тысяч километров, у меня в упряжке бежало всего 12–13 собак. Если бы мои теперешние собаки были здоровы и работоспособны, то этого и сейчас было бы вполне достаточно. Но они измотались в длительном путешествии, и появилась необходимость в пополнении упряжки.

Еще отправляясь в это путешествие, я решил взять упряжку побольше — в 17–18 собак. Думал, так будет легче собакам. Но разве я мог предусмотреть, что у одной из собак на пути к Северному полюсу начнутся родовые схватки? Да, в моей упряжке оказалась беременная собака. Я только сегодня это обнаружил. А я-то думал, что у меня одна сучка — вожак Куро: течка, начавшаяся у нее чуть ли не в первый день путешествия, была слишком явной. На самом же деле была еще одна самка, по кличке Сиро. Когда я заметил, с каким трудом она передвигается, оказалось, что у нее вот-вот роды: живот толстый, и соски большие. Первое, что мне пришло на ум: «Уже не может тянуть сани!» В обычной обстановке, наверное, все бы радовались прибавлению собачьего семейства, но я засомневался, сможет ли Сиро благополучно ощениться на Северном полюсе? Как же мне продали такую собаку? Я очень разозлился.

И дело не только в Сиро. Из 19 собак действительно тянули сани только семь-восемь. Остальные 11 существовали лишь для того, чтобы съедать положенную им порцию еды. Тащить нарты они предоставляли другим собакам. Я сам виноват, что не потратил достаточно времени на составление упряжки. Это ужасно, что больше половины собак оказались непригодными для путешествия!

И еще неприятность — одна собака ремнями натерла шею. Ремни хлопчатобумажные, но пропитанные влагой и замерзшие, они становятся острыми, как лезвие бритвы, и режут шею. Если бы я заметил это раньше, то принял бы какие-то меры. А теперь и эту собаку невозможно использовать.


5 апреля

Ясно. Ветер северо-восточный.

Уже несколько дней, как погода на Северном Ледовитом океане действительно устойчивая.

Отправляюсь в путь в восемь часов утра, а в половине четвертого разбиваю лагерь. Довольно-таки рано, но в пути был семь часов. За это время я ломом прокладывал путь, слезал с нарт, садился в них опять — в общем надвигался достаточно. Собаки же бежали четыре с половиной часа. Прошел я сегодня около восемнадцати километров.

К холоду, наверное, невозможно привыкнуть. Северо-восточный ветер сегодня несильный — всего один балл, но очень холодно, и несколько раз я совершенно неожиданно для себя начинал буквально дрожать. Хотя я надел двухслойные варежки, но руки коченеют, и ими невозможно свободно двигать. Во время измерений в 10 часов 45 минут я даже не смог держать в руках секстант.

В те дни, когда дует северный ветер, болит обмороженное лицо. Так и хочется скорчиться от этой боли. А если я скорчусь, то тогда ничего не смогу делать. Потихоньку снимаю варежки и голой ладонью согреваю кончик носа. Конечно, рука тут же коченеет. Надо быстрее отогревать теряющую ощущение руку, и я сую ее непроизвольно в брюки, сделанные из меха белого медведя. Касаюсь тела, и только тогда к руке возвращается чувствительность. Однако я весь начиню дрожать, и какое-то время рука и тело словно соревнуются в терпении. Но вскоре от тела к руке переходит немного тепла. И я опять тру разогретой таким образом рукой кончик носа, который нестерпимо болит. От ощущения слабого тепла руки эта боль немного утихает, и я начинаю чувствовать свой нос.


6 апреля

Ясно, затем облачно. Температура — минус 40 градусов. Ветер северный.

Выезжаю в 8 часов. Но не проехал я и одного километра, как застрял в торосах. Отыскивая дорогу поровнее, мне приходится постоянно сворачивать с пути, и я, кажется, сбился с нужного направления. Запутался среди снежных застругов, тянущихся то на северо-северо-восток, то на восток-северо-восток. Мои утренние координаты были 69°30 западной долготы, а когда позже я провел измерения по солнцу, которое в это время было точно на востоке, то обнаружил, что нахожусь на 69-м градусе западной долготы. Но заниматься корректировкой направления буду завтра.

Собаки были сегодня в пути восемь с половиной часов, но из-за плохой дороги прошли только 10–15 километров. Может быть, за последние дни иссякли все их силы? Правда, состояние льда сегодня было самое плохое за все время путешествия. Мы были окружены нагромождениями ледяных глыб высотой до 10 метров. Только я обрадовался, что наконец-то выбрался благополучно, как опять передо мной появились нагромождения торосов. Наверное, это и есть истинное лицо пакового льда на Северном Ледовитом океане?

Ломом выбиваю в ледяной стене подъем в 45°. Собакам трудно преодолеть такую крутизну. Я подхожу к ним сзади и бью хлыстом по постромкам. Когда собаки обессилены, надо идти за нартами и погонять их длинным хлыстом. Правда, в такой ситуации тут же появляются собаки-саботажники, которые ни в какую не хотят тянуть нарты. И тогда уже не знаешь, с кем воюешь — со льдом или с собаками.

Если бы было две упряжки, то они бы соревновались и собаки старались бы бежать. А когда одни нарты, то у собак нет цели, они тащат их только под мою ругань и удары хлыста. Конечно, бедные животные бесконечно устали. Я даю команду двигаться, а они совершенно не реагируют. Возможно, они и хотят идти вперед, но у них просто не двигаются ноги. Когда собаки чувствуют себя бодро, то они все время следят за мной. Увидев, что я беру хлыст, они тут же готовы бежать и прямо-таки срываются с места. Сейчас же все совсем не так.

Если бы нашелся защитник собак, то он, наверное, оправдал бы и защитил их, выдвинув такой аргумент: навстречу дует северный ветер, причем ветер очень сильный — четыре балла.

Но я не должен показывать им свое сочувствие. В путешествиях по Заполярью запрещено испытывать жалость. Если я нарушу этот закон, то у меня не будет права на такое путешествие.

В то же время существует предел, до какого можно не жалеть собак. Да, они мне нужны лишь для того, чтобы облегчить путешествие по Арктике. Только для этого. Это все так. И тем не менее я не собираюсь становиться извергом. Я ни разу не говорил о том, что отстегнул от упряжки и привязал к нартам собаку, которая натерла ремнями шею. Невозможно остаться спокойным и глядя на беременную Сиро, которая еле-еле бежит, тряся большим животом. Завтра отстегну ее от упряжки. Самое большее, что еще в ее силах, — бежать самой.

Девятнадцати собак обычно достаточно даже для двух упряжек, но у меня на самом-то деле тянут только семеро из них. Каждый день какая-нибудь из собак кашляет. И сейчас они устало переступают заплетающимися ногами. Мне остается только бить хлыстом. Ударю — тогда какое-то время бегут. Мы же должны во что бы то ни стало двигаться вперед! И я из последних сил кричу: «Направо!», «Налево!», и собаки, высунув языки, тянут сани. У меня к собакам в душе нет ничего, кроме чувства соучастия в общей работе. Трясясь от холода, я обливаюсь потом.


7 апреля

Облачно. Поземка. Сила ветра — 10 метров в секунду.

Проснулся в четыре часа из-за шума, издаваемого стрясающейся от ветра палаткой. Мне стало как-то не по себе от того, что за палаткой светло, а я еще до сих пор лежу в спальнике. Поднялся на час раньше обычного, в пять часов. Пары дыхания превратились на моем лице в кристаллики снега, и оно замерзло, став совершенно белым. Вылез из спальника, зажег вторую конфорку, и в палатке сразу же потеплело.

За палаткой бушует сильный западно-северо-западный ветер. И хотя мое жилище двухслойное, кажется, что ветер проникает внутрь. Холод пронизывает до костей. Я решил не отправляться в путь при таком ветре. Но у меня же намечено проходить в день не менее 10 километров! Досадно бездействовать. Чувствую, что не буду спокоен, приняв такое решение. Может, все же попробовать выйти? А если ветер будет очень сильный, то остановиться? И я тут же заспешил, отправившись в путь необычно рано — в 7.30. Моим противником была не только плохая погода, но и всторошенный лед. Ничего, если бы обычные торосы, а то нескончаемые нагромождения. Пространство между ледяными глыбами было забито снегом. Кажется, уж снег-то легко преодолеть, но на самом деле он оказался серьезным препятствием. Ступишь и тут же проваливаешься по колено, а в продуваемых местах снег превратился в звенящий наст.

Идущая впереди Куро попыталась сделать шаг и сразу провалилась по шею. Выбралась и снова провалилась. К тому же ни Куро, ни остальные собаки не повинуются моим командам. Сколько я ни кричу, они стоят как вкопанные.

К полудню я безнадежно застрял в торосах. Дороги дальше нет. Кажется, стена льда идет на северо-восток и нельзя ее обойти. Я то и дело взбираюсь на торосы, ищу дорогу. Лед очень массивный; нечего и думать о том, чтобы пробить дорогу ломом. Поднимаюсь на высокую глыбу и вижу метрах в 50 ровный лед. Но на руках нас туда никто не перенесет. Сегодня невозможно двигаться вперед, но и здесь не хочется ставить палатку. Ничего не остается, как идти вдоль ледяной стены на восток, сознавая, что отклоняешься от курса.

Пошел прямо на восток и вскоре обнаружил проход. Далее виднелся молодой лед. Ни минуты не колеблясь, повел туда собак. И собаки помчались, послушные моей команде. Неожиданно нарты резко накренились, и длинный лом, который я держал в руке, ударился прямо в ледяную стену. Я похолодел от страха. Показалось, что на нас сейчас рухнет глыба льда, отколовшаяся от ледяной стены. Но в тот же миг я свернул в сторону. Впереди открывалось совершенно ровное поле. Как будто я попал в другой мир, как в сказке. Я почувствовал, что спасен. Посмотрел на часы: было 13 часов 30 минут. Тяжелый бой шел полтора часа.

Я вовсю погнал упряжку. Когда остановил нарты, собаки упали навзничь. Они в последнее время понимают меня и слушаются. Ледяные утесы, глубокий снег — все это очень измотало собак. Но не было ничего страшнее, чем видеть их соперничество во время езды по узкой расщелине в торосах: собаки рвались вперед, расталкивая друг друга, причем задние наскакивали на бежавших впереди. Это было ужасно!

И снова я отправляюсь в путь. Сегодня я прошел очень мало. Метет ужасная поземка, в такие дни совершенно все равно, что двигаться, что лежать в палатке. Даю команду «яя!», бью замешкавшихся собак рукояткой хлыста, кричу «давай» — и все собаки начиняют изо всех сил тянуть сани.

Выхожу на ровный лед, и у собак откуда-то появляются силы, они бегут не быстро, но довольно-таки ритмично. Хорошо, что мы выбрались из торосов! Там тратишь в десять раз больше сил, чем на ровном льду. Кого же мне благодарить за то, что, несмотря на все невзгоды и трудности, энергия бьет во мне ключом? Сегодня в общей сложности я прошел километров 15–18.

При сильном ветре очень трудно ставить палатку. На нартах она у меня всегда лежит поверх груза, накрытая оленьим мехом и крепко привязанная. Сегодня, когда я развязывал веревки, развевающаяся на ветру оленья шкура чуть было не улетела. Для того чтобы поставить палатку, ее сначала надо разложить, но при ветре это сделать одному очень тяжело. Я просунул голову в палатку и придавил ее дно печкой и тюком с едой. Потом поставил по углам шесты и наконец, выйдя из палатки, натянул растяжные веревки. Работа, которая в обычную погоду занимает пять минут, отняла полчаса. Руки закоченели и двигается еле-еле, как в замедленном кино.

Во время последнего перехода нарты так трясло, что у лежащего в моем чемодане радиопередатчика оборвался провод, ведущий к антенне.

Собаки из-за многодневного быстрого марша похудели. Видимо, 600 граммов еды для них недостаточно. Я даю им понемногу каждый день нерпичьего жира. Но сегодня для восстановления сил им кроме еды нужен отдых. Одна из собак, чувствовавшая себя все время бодрой, сегодня еле передвигала ноги. А до получения снаряжения еще шесть дней, поэтому здесь отдыхать рано.

Сиро, кажется, вот-вот ощенится, пропустить этот момент нельзя. Сегодня она бежала за санями.


8 апреля

Ясно. Температура -5 — минус 25 градусов. Ветер западно-юго-западный. Сила ветра — шесть баллов.

Проснулся и услышал звук бушующего ветра. Мне отдыхать нельзя, но не пора ли устроить собакам день отдыха? Уже шесть часов, а я еще в спальнике. Зажег конфорку и чувствую себя прекрасно.

Уже больше семи часов. За палаткой светло. Ветер по-прежнему сильный, но сегодня выглянуло солнце. Все также метет поземка, но ветер такой сильный, что сдувает все с поверхности льда. Ясно, поэтому видимость хорошая. Если будет пасмурно и пойдет снег, то можно не заметить трещины или ямы. Хотя я и доверяю глазам собак, но все же опасно.

Торопливо собираюсь в путь, пока на небе сияет солнце.

Отправился в девять часов. Очень доволен: ветер попутный, лед ровный. Я называю этот многолетний лед ровным, но это весьма условно, поскольку местами попадаются неровности, местами глубокий снег. А после трех часов вышли на полосу голубого молодого льда, тянущегося в северо-северо-восточном направлении. Ехали часа полтора. Промчались на одном дыхании.

До 16.30, когда я остановился, проехали 20–25 километров. Надеюсь, что преодолел 86-й градус северной широты.


9 апреля

Ясно. Ветер западно-юго-западный.

Проснулся в 5 часов и снова задремал — думал, на часок, а проснулся уже в 7 часов. Сам себе в спальнике крикнул «яя» и рассмеялся. Отправился в путь в 8 часов.

Я в отличной форме, но состояние собак все ухудшается: они очень устали. Кричу «яя», собаки не слышат, как будто я не к ним обращаюсь. Приходится делать вид, что я их собираюсь кормить, тогда они мгновенно поднимаются и летят ко мне. Нарты на всех парах мчатся вперед. Сегодня ветра почти нет. Ярко светит солнце, во льду отражаются собаки. В Арктике не бывает подряд двух дней с одинаковой погодой. Хотя светит солнце и почти нет ветра, но сегодня значительно холоднее. Поэтому одной парой перчаток не обойдешься, на мне опять двойные шерстяные варежки на нерпичьем меху.

Состояние льда, как и погода, не постоянно. Ровное пространство обязательно сменяется скоплением ледяных глыб. Объяснение этому, видимо, не такое уж и сложное. Во время их столкновения в одном месте возникают торосы, в другом — полыньи, где впоследствии и образуется молодой ровный лед. Но может быть, все это и не так?

За день встречаешься с грядами торосов раза четыре, а то и пять. Быстро едем только по молодому льду.

Сегодня преодолели расстояние приблизительно километров в 20. В пути были 10 часов. Остановились в 18.30, и я тут же начал осматривать собак.

Каких только ран у них не было. У одних были порезаны льдом лапы, и из ран сочилась кровь, у других обломаны когти. Собаки бегут уже восемь дней подряд в среднем по восемь часов в день. Мне их жаль.

Почти все собаки были поранены. У потерпевших поражение в драках за Куро покусаны носы и уши. Братья сильного в драке Нуссоа тоже пострадали, они еле волочат раненые ноги. Но собак не научил их горький опыт, они опять ищут драк. Казалось бы, ссоры и усталость несовместимы, но поведение собак говорит о совершенно обратном.

У каждой собаки свой характер. Некоторые, подобно Нуссоа, не могут бежать в упряжке справа, другие, наоборот, бегут только с этой стороны, третьи лишь в середине. Одни собаки не лают, сколько их не бей. Другие только услышат звук хлыста, как тут же гавкают. Есть собаки, отлынивающие от работы, а есть такие, которые моментально включаются в нее и быстро тянут сани.

Нуссоа все же самая сильная из всех собак. Вес его — 45 килограммов, он удивительно большой, поэтому и в драке самый сильный. До сих пор он ел наравне со всеми, но явно скоро начнет отнимать еду у других собак. Теперь я буду привязывать отдельно вожака Куро и Нуссоа и давать им больше еды. Увеличу еду и другим собакам, которые хорошо тянут. У вожака Куро маленький шаг. Она бежит с провисшими ремнями. Я все это знаю, но, к сожалению, только одна она хорошо понимает команды. Пока нет другой собаки, которую я бы смог сделать вожаком.

Остается неразрешимым вопрос, как повысить скорость движения. До сих пор самым лучшим результатом было 20–25 километров в день. Сейчас собаки а состоянии только еле-еле плестись, значит, приходится быть в пути больше времени. При нормальном самочувствии собак и хорошем состоянии льда в день вполне можно проходить по 50-100 километров. Во время предыдущего путешествия на собачьей упряжке по Гренландии — Канаде — Аляске я проехал 12 тысяч километров. Было это в мае. На перегоне между заливами Ризольют и Кэмбридж я проходил больше 100 километров в день.

До получения снаряжения я хочу перейти 87-й градус северной широты. Если на пути будет такой лед, как вчера и сегодня, то можно увеличить скорость движения на 10 километров. Хочу во что бы то ни стало достичь Северного полюса в середине апреля. Постоять на «вершине» планеты — это лишь половина программы моего путешествия. Целиком она будет осуществлена только в том случае, если на обратном пути мне удастся проехать по Гренландии из одного конца в другой.

Однако до Северного полюса еще 400 километров! Медленно, но верно я приближаюсь к цели, о которой так давно мечтал. И я сделаю все, что от меня зависит, чтобы ее достичь.


10 апреля

Ясно. Ветер западно-северо-западный.

В моей собачьей команде появились новые члены. Вчера поздно вечером Сиро ощенилась. Я еще не спал и услышал за палаткой какие-то необычные звуки. Вышел посмотреть и увидел только останки двух щенят. Это самцы сожрали их. Никак не думал, что Сиро будет щениться сегодня вечером, ну а то, что щенят могут съесть, мне и вовсе в голову не приходило. Я не предусмотрел жестокий закон природы. Тут же забрал Сиро в палатку и обслуживал ее по высшему классу. В палатке родилось еще четыре щенка. Один появился на свет мертвым, трое испустили первый крик новорожденных, слабо, но бодро тявкнув: «Гав, гав!»

Я напряженно ждал в углу палатки и вздохнул с облегчением, увидев трех здоровых щенят. Они очень милы, эти забавно передвигающиеся живые существа. Но щенки родились во время тяжелого путешествия к Северному полюсу. Что с ними будет? Досадую, что на меня обрушились такие заботы, но вместе с тем неожиданно в душе пробуждается нежность к этим малышам, и я весело смеюсь.

С энергией берусь за дело. Достаю один из кусков оленьего меха, которым обычно покрываю пол палатки, и расстилаю его в углу. Переношу туда щенят и заворачиваю их в мех. Кроме того, я стараюсь, чтобы в палатке было тепло, поэтому до утра горит конфорка. Утром все щенки хорошо себя чувствуют, копошатся под животом матери. Безусловно, они доставят хлопот в трудной дороге, но очень хочется, чтобы малыши выжили. Удивительно, но у меня появляются какие-то отцовские чувства.

Ночью почти не ложился, может быть, поэтому руки и ноги не чувствуют холода. Итак, роды Сиро окончились сверх ожидания благополучно. И не надо менять моих планов. Завернул щенят в шкуру оленя, положил их в пустой ящик из-под собачьей еды и вместе с мамой Сиро поместил на нарты. Немножко позднее, чем всегда, — в 9.10 отправился в путь.

Состояние льда совершенно изменилось: тянутся бесконечные торосы, покрытые снегом, в котором собаки проваливаются по грудь. Неожиданно в довершение всего перед нами выросли пятиметровые торосы. Сугробы снега изменили свое направление на северо-восток. А чтобы двигаться на север, надо то взбираться на их крутые гребни, то спускаться с них. Еду как по волнам, то вверх, то вниз, правда, по твердому насту, поэтому кажется, что нарты катятся с крутого обрыва, как оборвавшаяся вагонетка.

Сколько раз нарты переворачивались! Придя в себя, я тут же смотрел, как щенки. Ящик с ними был цел. Щенки еще и не прозрели, а переживают такие тяжкие испытания. Но и мои силы на исходе, поэтому я могу только молить судьбу, чтобы щенки остались живы. Прошел приблизительно километров 10–15.


11 апреля

Ясно. Ветер западно-северо-западный.

Очень устал из-за родов Сиро. Поэтому вчера лег раньше, чем обычно, — в 23.30. Но, несмотря на это, разоспался и утром проснулся в половине восьмого. Вскочил растерянный: число щенков увеличилось вдвое, их стало шесть, правда, один из них был мертв. Такое и во сне не приснится! Ночью родились еще трое щенков.

Итак, Сиро ощенилась девятью щенками: девятого числа — шестью (двух съели самцы, один родился мертвым) и десятого — тремя (один был мертвым). Меня снова поразили могучие жизненные силы эскимосских собак. Ложась вчера спать, я завернул щенят в шкуру оленя, положил их в ящик из гофрированного картона и уложил между нартами и палаткой. Пять щенков, все в черно-белых пятнах, уже тявкают: «Гав, гав». Озабоченная Сиро старается прикрыть малышей в ящике, но, когда заглядываю я, не пугается.

Прибавление собачьего семейства, с одной стороны, затруднило путешествие, а с другой — сделало его более радостным.

И сегодня двигался вперед, устроив мать с малышами на нартах. У меня чувство огромной усталости после вчерашнего перехода через торосы и оттого, что не выспался. Но тем не менее настроение хорошее. Может быть, из-за того, что со мной щенята? Мне удалось заснять их на восьмимиллиметровую пленку. Когда я перебирался через нагромождения льда, в какой-то момент показалось, что сани вот-вот опрокинутся. Я посмотрел на Сиро: она в этот момент свернулась вокруг щенят и совершенно не шевелилась.

Вышел в путь в 9.30, остановился в 16.30. Двигался пять с половиной часов, прошел 20 километров.