"Леонид Александрович Ашкинази. Попытка понимания" - читать интересную книгу автораЛеонид Александрович Ашкинази
Попытка понимания Малинской плодоовощной базе посвящается В отсутствие разделяемых с другими людьми "форм жизни" лингвистическая коммуникация должна разрушаться. Тулмин Ст. Человеческое понимание М.: Прогресс, 1964 Запад - это Запад, Восток - это Восток, и им никогда не понять друг друга. Р.Киплинг Для меня навсегда осталось загадкой, как этот джентльмен дал упечь себя на овощную базу. Относительно меня особых вопросов не было - ниву я окучивал почти ежегодно. На то был ряд причин - распоряжение райкома, нежелание ссориться с начальством, потребность в отгулах. Что такое райком, ни одному из двух своих соседей я бы объяснить не смог, хотя второй, пожалуй, все же смог бы меня понять. А смог бы он понять, что такое отгул? Наверное, да, хотя его отцу такое понятие было еще совершенно чуждо. Служить родной фирме, как и его Величеству Императору, следовало без отгулов. А вот еe Величеству королеве Елизавете такой-то служить можно было и с отгулами. А также с его там ещe. На конвейере оба моих соседа шинковали капусту, стиснув зубы, но не бросая ножей даже на перекур. "Яшма разбивается вдребезги!" - повторял про себя, наверное, один, "Покажем азиатам, как надо работать!" - другой. Я же откровенно сачковал, как и все остальные. Я бы мог попробовать объяснить моим соседям по комнате, что к чему, но когда? Утром еле хватало времени, чтобы поесть, причем англичанин еще успевал побриться, и потому то, что нам давали на завтрак (просто "завтраком" назвать это было трудно), доставалось ему холодным. Он ел, и желваки ходили по щекам. А японец, вылизав миску (ложкой) и ложку (языком), закатывал глаза и бормотал, глядя на меня: "Холосо, Аскинази-сан, холосо, э"? И я кивал. Потом мы выходили: лениво, еле передвигая ноги, в сидящей мешком телогрейке - я, упруго и подтянуто, хоть сейчас на англо-бурский фронт - джентльмен, и суетливо-деловито - третий. Хризантема - назвал его англичанин. Однажды утром японец почувствовал себя плохо и я, явно превышая полномочия, грубовато оказал: "Останься, не ходи". Японец виновато закивал головой (хотя и понимал, что я не начальник). Англичанин побрился, как всегда (второй раз он брился вечером), съел холодную овсянку и, взяв вторую миску, пошел не к конвейеру, а в барак, буркнув мне: "Отнесу Хризантеме". Не столько тоном испрашивания разрешения - да я и не мог ему ничего разрешить или запретить, он это отлично знал - сколько тоном информации. Так, мол, и так, считаю нужным отнести. "Работать этот желтый, конечно, молодец, фанатик, все они, азиаты, такие, - думал он, - однако помрет за своего императора или как его там, жалко. Хотя почему же все... вот этот бурдюк для помоев, которыми нас кормят, он же откровенный саботажник, или как он |
|
|