"Солдаты Афганской войны." - читать интересную книгу автора (Бояркин Сергей)

ЧП

ЧП в нашем полку были не редкостью — уж раз в неделю что-нибудь "из ряда вон" обязательно случалось. Очередное ЧП произошло в батальоне, где готовили будущих командиров БМД. Там сильно избили одного курсанта. Если бы ему просто разбили лицо, то такой пустяк вряд ли вообще кто заметил. Фингал на лице курсанта — дело самое обыденное и естественно, уж никак не повод для ЧП. На этот раз случилось дело посерьезней — тому курсанту отбили внутренности так, что перестали работать почки.

В крайне тяжелом состоянии курсанта увезли в госпиталь. Побросав все текущие дела, к нему в палату приходили его командиры-офицеры, пытаясь узнать кто его избил. Но, несмотря на обещания сурово наказать виновных, курсант упорно отмалчивался. Страх держал его язык на замке. Он боялся, что за стукачество сержанты его совсем задавят, а рядовые курсанты будут презирать.

На следующий день по этому поводу весь личный состав полка был собран в актовом зале. Мы расселись. Замполит полка строгим голосом зачитал листок, в котором сообщался факт чрезвычайного происшествия в части. Об этом все и без того знали. Дочитав листок, замполит сел. За ним на трибуну поднялся командир полка и сразу же обрушился на всех с руганью. Выдержка покинула его — он весь трясся от негодования. Но мы-то не сомневались — бесило его вовсе не то, что парня уделали так, что он теперь не в состоянии встать с койки — судьба отдельного солдата его вряд ли интересовала, а только то, что это происшествие всплыло как ЧП и теперь пошло по вышестоящим инстанциям.

От командиров начальство требовало навсегда искоренить "чуждое армии явление" — неуставные взаимоотношения, которые, как они полагали, были занесены сюда из уголовного мира. Но эти требования давали обратный эффект. Каждое ЧП отрицательно сказывалось на карьере всех причастных командиров: им вменяли в вину, что они не могут навести должный порядок во вверенном им подразделении. Поэтому офицеры как могли скрывали и пытались замять время от времени потрясающие часть ЧП.

Однажды в дневное время, как раз после обеда, исчез Брылев — курсант с нашего взвода. Сначала его искало его отделение — бесполезно. Потом к поискам подключился взвод: обошли все ближайшие окрестности — нигде нет. Через час поисков дело приняло серьезный оборот, и после доклада командиру роты искали уже всей ротой. К ужину, неожиданно для всех, Брылев заявился сам. Тут же на него налетели сержанты:

— Ты куда, козел свалил? Сегодня тебе п. ец придет!

Хорошо, за Брылева вступился Жарков. Он строгим голосом несколько раз повторил перед строем:

— Чтобы Брылева никто пальцем не тронул! Не дай бог устроите разбираловку! Головы поотворачиваю!

Потом пришел ротный и провел тот же самый инструктаж. Офицеры знали, что только так возможно упредить верное ЧП. Если бы Брылев отсутствовал всего полчаса, то ничего страшного, безусловно, не случилось бы — сержанты только поддали бы ему сколько полагается в таких случаях, этим бы все и обошлось. Но если наказывать Брылева пропорционально провинности, то сержантам следовало бы его просто покалечить.

Офицеры в тот день так следили за порядком, что сержанты после отбоя даже не отважились провести вечернюю зарядку.

Как выяснилось, виновником в загадочном исчезновении Брылева оказалась хорошая, ясная погода. В тот день его отправили с каким-то мелким поручением. А поскольку день выдался солнечным: птички щебечут, кузнечики стрекочут — вот и не сдержался парень от соблазна прилечь на мягкую, зеленую травку. Приглядел безопасное место на отшибе, чтобы отдохнуть минуток десять, не больше. Но стоило ему туда забраться, как глаза сами собой сомкнулись — и проснулся он только к ужину.

Был в нашем взводе и настоящий побег. Это случилось за несколько дней до принятия присяги. Курсант Елкин — здоровенный рыжий парень — под прикрытием ночи дал тягу по направлению к родному дому. Вот это был настоящий переполох! К концу дня его искала не только рота, а весь полк. Занятия отменили. Взвода выстраивались в цепи и прочесывали на несколько километров прилегающие к части леса и овраги. Все тщетно.

Поздно вечером блудный воин вернулся сам. Как он потом «покаялся» — ему не пришлись по сердцу армейские порядки — вот и решил рвануть куда подальше. Но на полпути одумался и повернул назад. Понял, что жить в бегах — еще хуже, а поймают — дадут срок.

Удивительно, но Елкина тоже не стали наказывать. И опять офицеры по нескольку раз предупреждали: "Елкина не трогать!" — боялись, что его искалечат. А это значит — ЧП! — угроза дальнейшей карьере.

Офицеры отлично знали, что творится в казармах. Знали, что сержанты каждодневно бьют курсантов — так ведь без бития не будет послушного солдата! Поэтому, несмотря ни на что, все продолжало оставаться как и прежде.

…Командир полка долго орал, изрыгая тысячи проклятий, и грозил аудитории кулаком. Под конец эмоциональной речи он вынул из нагрудного кармана свой партийный билет, высоко поднял его над собой и, размахивая им как самой святой реликвией, торжественно произнес:

— Это происшествие ляжет грязным пятном на нашей части. Я даю вам честное слово! Честное слово коммуниста и честное слово офицера! Этих подонков я найду! Из-под земли достану! Найду и посажу в тюрьму!

Закончив на этом оптимистическом утверждении, он, еще возбужденный, покинул трибуну.

Собрание закрыли, а курсантов развели по казармам. Там нас сразу же построили сержанты:

— Рота строиться! Смирно!

Замок соседнего взвода, старший сержант Каратеев — здоровенный и крепкий бугай, выделявшийся своей наглостью и властной самоуверенностью — чтобы его лучше видели, заскочил сапогом на кровать, ухватился одной рукой за дужку верхней койки и, покачиваясь из стороны в сторону, развязано прокричал в строй:

— Что, сынки! Наслушались, что п. дят товарищи коммунисты? А теперь слушайте сюда! Забудьте эти гнилые обещания! Никогда КэП никого не найдет! Я вам скажу больше! — Мы вас как п. дили, так и будем п. дить! Любого отх. рим за милую душу! И не дай бог среди вас заведется стукач — эта гнида живой из учебки не уйдет! — Каратеев спрыгнул с кровати. — А теперь, вольно! Разойдись!