"Ганнибал, сын Гамилькара" - читать интересную книгу автора (Гулиа Георгий Дмитриевич)

Во льдах и снегах

Четвертые сутки подряд валит снег. Как бешеный. Иногда кажется, что это дождь. Тучи опускаются все ниже и ниже – до них можно рукой достать. Слева – снег, справа – снег, под ногами – лед. Все белым-бело. Это и есть Альпы? Или настоящие Альпы, то есть нечто еще более страшное и опасное, еще впереди?..

Там внизу, в долине Исавра, Ганнибал говорил на солдатских сходках. Он высмеивал трусов и маловеров, изничтожал едким словом тех, кто вздрагивает при слова «Альпы». Можно подумать, говорил он, что полчища галлов не проходили в этих местах по пути в Цизальпинскую Галлию! Только люди, вовсе выжившие из ума, могут полагать, что Альпы – это сплошная ледяная или снежная стена. Смелый воин пройдет через Альпы легче, чем через рыжий песчаный холм где-нибудь в ливийской пустыне. Слишком близка победа, слишком велико богатство, лежащее по ту сторону Альп, чтобы думать о трудностях. От каждого зависит, что станется с этим богатством… Командующий может сказать наперед, что римское золото попадет в руки доблестного войска, штурмующего Альпы. Ведь эти горы – последнее препятствие на пути в Рим. Позади – много тысяч стадий, верный путь только один – вперед! Но тот, кто не в состоянии преодолеть страх перед снегами и льдами, может повернуть назад. И пусть пеняет на себя, ежели погибнет, ибо галлы не щадят отставших, одиноких беглецов. Еще и еще раз каждому надлежит зарубить себе на носу: победа рядом, до золота можно дотянуться голой рукой, слава идет на шаг впереди любого смелого воина. Вот и вся речь!

Ганнибал без устали говорил на сходках – перед тяжеловооруженными, пращниками, всадниками, погонщиками слонов, обозниками. Командующий не щадил ни сил своих, ни слов. Пусть все берут пример с него: он вместе со всеми, он дышит со всеми одним воздухом, ест одну пищу, спит на одной земле, пьет одну и ту же воду!..

Воины понимали, что хода назад не будет. Есть одна возможность, чтобы сохранить свою жизнь: идти вперед и бить врага, одолеть его в мрачном городе Риме. Только разрушив римские стены, солдаты Карфагена могут считать себя настоящими победителями…

Гано Гэд слушал речь командующего, и душа пращника ликовала. Да, ему крайне необходимо золото, много золота! Он-то найдет ему достойное применение!

Бармокар понял одно: надо держаться вместе. Тот, кто отойдет в сторону – хотя бы на шаг! – погибнет.

Ахилл, хитроумный грек, немножко помрачнел, когда полил дождь, а потом пошел снег. В долине Исавра было лучше. Правда, Ганнибалу удалось снабдить войско новым оружием, запастись теплой одеждой и пищей. Искусные проводники честно исполняли свой долг, указывая наилучшую в этих горах дорогу.

Однако многие сильно приуныли, когда четверо суток непрерывно валил снег. Что ни шаг, то вопрос: что за крутым подъемом или спуском, что за ближайшей скалой? Только милость великих богов, их благоволение могут спасти человека в этих горах, которые скорее напоминают подземное царство.

Осенняя погода в горах уготовила Ганнибалову войску плохой прием. Но это не удивительно – погода от богов. А вот местные жители, которые дали слово держаться в стороне, – вдруг оскалились. Они бросали сверху каменные глыбы, кидали дроты, часто затевали рукопашную. Хорош был бы Ганнибал, если бы на мгновение поверил в благородство диких альпийских галлов. Командующий на всякий случай укрепил арьергард и находился все время начеку.

– Правда ли, что эти галлы или пес их знает кто, – спросил Гэд, – едят лед и снег?

Вопрос был обращен к Ахиллу.

Бармокар тоже слышал что-то подобное. В самом деле, правда ли?

Ахилл – хитроумный грек – ответил вопросом на вопрос:

– А прафда, что нумидийцы зрут песок?

Пращники обменялись недоуменными взглядами. Гэд пожал плечами – вроде бы нет, нумидийцы не жрут песок.

– А-ха! – обрадовался грек. – Это вы снаете. Поцему ви ресили, что эти горные или снезные люди – насыфайте как хотите – зрут снег?

– Мы ничего не решили. Мы слыхали, – обиделся Бармокар.

– Вот скифы жрут конину, – сообщил грек на эллинском.

– А кто это такие?

– Народ. Там, далеко. – Грек посмотрел на небо, но на небе были сплошные черные тучи. – На востоке.

Разговор шел под скалой на узкой тропе, шагать по которой было так же просто, как по натянутому канату. Не туда ступил – лети в пропасть! А сколько воинов полетело в пропасть? Кто их сосчитает? Здесь только одно средство, если хочешь спасти свою душу, – плотнее прижимайся к скале и не засматривайся в черную пасть, готовую проглотить тебя.

А Бармокар думал не только, вернее, не столько о себе, сколько о Рутте. Говорят, несколько слонов уже там, в бездне ледяной, прожорливой. Говорят, вместе со слонами погибли и их погонщики. Как найти Рутту? Чем помочь ей?.. Это все равно что искать крохотную звезду на небе среди тысячи тысяч звезд.

– Думаешь? – участливо спросил Гэд. У него зуб не попадал на зуб.

– Думаю, Гано.

– О ней?

– О ней.

– Лучше о себе позаботься.

Не успел Гано Гэд произнести эти слова, как сверху посыпался снег – почти лавина. И вместе со снегом – камни, настоящие булыжники.

– Они! – закричал Ахилл.

– Нападение! – громыхнуло вокруг.

Что делать? С кем драться? Где же враг? Где-то наверху. А как достать его?

– Жмись к стене! – орет Гэд. – Прижимайся затылком!

Они лепятся к ледяной стене, а где-то впереди уже летят в пропасть и зовут на помощь маму. Прямо как малые дети. Здесь не то что мама, сам Ваалхаммон не поможет!

Гано Гэд пытается найти для ног более надежную опору и вдруг соскальзывает, будто хочет присесть на корточки. Солдатская котомка катится в одну сторону, галльская шерстяная шапка – в другую. Что это он вздумал?

И вот на глазах друзей, съежившихся от холода, Гано Гэд медленно сползает вниз по тропе, к самой пропасти. Он пытается уцепиться за что-нибудь. Но это у него не получается, и поначалу становится даже смешно: большой дядя беспомощно барахтается словно в речке – раскидывает руки, дрыгает ногами. И вдруг Гано Гэд начинает орать не своим голосом:

– Помогите-е-е!

А пращники стоят и не двигаются – не могут взять в толк: шутка это или?.. Вот тут и срывается с места Бармокар, падает на колени, скользит по льду, хватает Гэда за ногу и чудом оттаскивает к стене. А потом уж и другие пращники дружно подымают Гэда, ставят его на ноги.

– Живой? – спрашивают. И смеются. Точнее, гогочут.

Гано Гэд бледен, трясется, его бьет африканская лихорадка. Из носа течет кровь.

– Послушайте, – кричит один из пращников, – что же вы торчали, будто дохлые? Этот мог запросто сигануть в пропасть.

Гэда прошибает пот. Губы его шепчут невнятное…

– Что? – спрашивает Бармокар и сует ему в рот флягу с иберийским вином.

– Как это произошло? – спрашивает трясущийся Гэд.

– Лед же, – объясняет Бармокар.

А остальные жмутся друг к другу – самим худо, не до чужих бед.

– Я стоял, и земля вдруг ушла из-под меня, – шепчет Гэд. – Это очень коварная земля… Ты спас мне жизнь.

– Полно, – говорит Бармокар, – сам бы удержался…

– Я? – Гэд оглядывается на пропасть. – Я? Никогда! Я твой должник.

– Забудь про это…

– Нет, Бармокар, как можно забыть? Я стоял, и земля вдруг ускользнула. Я был беспомощен, как грудной младенец… Дай еще вина.

Глоток, еще глоток… Цвет возвращается к лицу Гано Гэда – розовеют губы, щеки, в глазах уже светится жизнь.

К нему пробирается сквозь толпу солдат – это грек Ахилл.

– Осторожно, – предупреждает его Бармокар.

Ахилл показывает ступни: башмаки перевязаны толстой бечевкой.

– Теперь ноги не скользят, – говорит Ахилл. – Надо всем перевязать ноги. А в веревку продеть железные гвозди. Это ясно вам? – Он говорит на родном языке, который не очень понятен.

А по рядам уже передают приказ командующего: всем рубить ступеньки на ледяной тропе, расширять ее, чтобы кони и слоны могли пройти. Ледорубы, изготовленные дружественным галльским племенем, пошли из рук в руки. Лед этот по прочности можно вполне приравнять к железу. Он раскалывался под ударами, с треском в стороны летели колючие, жалящие, как финикийские стеклышки, кусочки. Однако все трудились без устали, всем хотелось, чтобы тропа стала пошире, чтобы проклятые пропасти перестали проглатывать людей, слонов и коней.

По рядам воинов понесся новый приказ командующего: усилий не жалеть, долбить лед безжалостно, остерегаться коварных горцев, а завтра, на рассвете, сам командующий покажет всему войску нечто, от чего у каждого воистину вырастут соколиные крылья. И еще прошел приятный слух: до перевала меньше десяти стадий.

Сотники командовали:

– Сил не жалеть! Желанная цель близка!

Ахилл вдруг сообщил недобрую новость: два слона с пятью погонщиками исчезли в пропасти.

– Когда? – У Бармокара упало сердце.

– Только что…

– Где это?

– Там. За ближайшим поворотом.

Не говоря ни слова, Бармокар двинулся со всей возможной поспешностью к ближайшему повороту.

– Куда он? – опешил Ахилл.

Гано Гэд сказал по-эллински:

– Оставь его. Он скоро вернется. Его друг – погонщик слонов.

– А если сотник спросит?

– Разве сотник может помочь падающему в пропасть?

– Едва ли…

– То-то и оно, Ахилл. Давай делать свое дело, а сотнику я все объясню сам.

К полуночи тропа превратилась в довольно сносную дорогу. Работа разгорячила воинов. Они даже пошучивали. Казалось, страх сменился уверенностью. Да и снег вроде бы перестал…

– Где же твой друг? – спрашивал Ахилл Гэда.

– Разве он не появился?

– Я что-то не вижу.

– В Риме повстречаемся с ним, – пошутил Гэд.

Бармокар появился далеко за полночь. Он потребовал ледоруб и с силой вонзил его в звенящий лед. Пращник работал довольно долго, а потом распрямил спину и сказал:

– Он жив-здоров.

– В таком случае… – Гэд протянул руку. – Твою флягу, дружище!

Ганнибал проспал на медвежьих шкурах ровно два часа. Проснувшись, не мешкая вылез из-под теплых одеял.

– Явились? – спросил он легковооруженного телохранителя.

– Они там, у костра, – был ответ.

Ганнибал сделал глубокий вдох, подставил лицо крупным, водянистым снежинкам, растер их по лицу.

– Ну вот, – сказал он, – я умылся.

Вокруг костра, ради которого не пожалели с полдюжины крупных деревьев, сидели Бомилькар, Бирикс, Наравас, Матос.

– Где Магон? – спросил Ганнибал.

– Я здесь, – ответил из темноты Магон.

– А Махарбал?

– Он горюет… – сказал ливиец Матос.

– По какому случаю? – Ганнибал насторожился.

– Не меньше полусотни коней свалились в пропасть.

– Так… – Ганнибал опустился на сосновый пень.

– Эти негодяи, – Матос показал рукою на горы, что теснились с левой стороны, – устроили снежный обвал.

– Только кони, Матос?

– Нет, и воины.

Ганнибал прошелся взглядом по горным вершинам: сквозь снежную пелену они казались серыми, а дальние и вовсе терялись, смешиваясь с плотной теменью.

– Бывает, – сказал Ганнибал.

Длинноносый Бомилькар, начальник легковооруженных, закашлялся, попросил теплой воды. И сказал, грея окоченевшие руки возле жаркого пламени:

– У меня тоже грустные вести… – и взглянул на командующего, словно спрашивал: «Продолжать ли?»

Ганнибал кивнул.

– Это же война, – проговорил Бомилькар. – Вести на войне бывают разные. Я кое-что тоже припас… Так вот: донесения свидетельствуют о больших потерях. Мы лишились половины слонов, трети конницы и, с помощью богов, быть может, сохраним всего половину войска. Я имею в виду и те потери, которые неизбежны при спуске в долину. Да будет всем известно, что спуск не менее опасен, чем подъем.

– Очень опасен, – подтвердил Ганнибал. Голос его звучал ровно, казалось, командующий был спокоен. То есть спокоен настолько, насколько это возможно при столь неутешительных вестях. Военачальники не без удивления посмотрели на него, потом обменялись друг с другом многозначительными взглядами. Ганнибал размышлял: «Эти перепуганы… Когда военачальник трусит, что остается делать воину? Страх – явление обычное. Человек с детства приучен к страху. То есть он знает, что есть страх. Хлопни в ладоши – иной бледнеет и потеет. Страх… Как уберечься от него? И надо ли? Возможно ли?.. А все-таки эти трусят? Бомилькар говорит так, словно у него смертельно заболела любимая тетушка. Это и хорошо и плохо. С одной стороны, самоуверенность – враг военачальника. Это верно. Но другое дело – уверенность… А вот Наравас? Этот нумидиец вот-вот сгорит в огне – так ему холодно. Он бледен, он испуган. Бирикса не разберешь. А Магон? Магон греет руки и улыбается, глядя на огонь. Чему же улыбается? Это не самоуверенность или уверенность… Скорее – растерянность…»

– Пошлите кого-нибудь за Махарбалом! – Ганнибал приказывает, чтобы слышали те, которые за его спиной.

– Я здесь! – доносится из темноты.

Все поворачивают головы в ту сторону, откуда послышался голос. Все, кроме Ганнибала. Неужели он не удивляется тому, что так быстро исполнен его приказ?

Махарбал соскакивает с коня, подходит к костру, и все видят, что от него идет пар, будто он горит в огне.

– Промок до костей, – объясняет он.

– Что у тебя? – мрачно спрашивает Ганнибал.

– Обычное. Горцы напали, в нас полетели камни и снежные валы. Кого могли – уберегли, а кого нет – лежат на дне пропасти.

– И лошади тоже?

– Да, и люди, и лошади.

– Садись!

К Махарбалу подкатывают толстое бревно, похожее на берберский барабан.

– Дайте воды. Да похолоднее! – И Махарбал пьет ледяную воду с бо́льшим удовольствием, чем иберийское вино.

Ганнибал обращается в военачальникам:

– Все должны говорить то, что думают. Я слушаю.

Наравас как бы размышляет вслух:

– Мы пока что не видали римлян в глаза. Боя настоящего не было. А сколько потерь?

– Сколько? – Ганнибал смотрит в землю.

– Не менее трех тысяч погибло у меня. Они воевали со снегопадом, со льдом, с тропой…

Ганнибал остановил его:

– Повтори-ка…

– Что повторить?

– Вот это самое: они воевали… и дальше.

Наравас повторил:

– Они воевали со снегопадом, со льдом, с тропой… Это, что ли?

– Да, это самое. Значит, ты уже повидал врага.

– Я? – удивился Наравас.

– Да, ты, – озлобился Ганнибал.

– Я имею в виду римлян.

– А я – врага!

Магон перестал улыбаться. Он сказал:

– Мы всего-навсего на пути к Риму. Схваток с римлянами не было. А смертей не счесть.

– Смертей или поражений?

– А какая разница?

Ганнибал терпеливо разъяснил разницу:

– Человек чаще всего умирает в постели. Как это прикажешь понимать? Как поражение в бою? Как победу врага?

– При чем тут враг, Ганнибал?

– Сейчас отвечу… Ты что-то хочешь сказать, Бирикс?

Галлиец сказал, что Альпы сами по себе есть сущая крепость. Когда берут крепость – гибнут воины. Однако… Тут Бирикс поднял указательный палец:

– Однако надо знать, с чем мы явимся на ту сторону проклятых Альп. Будет ли у нас войско? Если да, то сколько? Если известно сколько, то что это будет за сила? Я хочу сказать: сколько будет годных к бою?

– Сколько? – в упор спросил его Ганнибал. – Отвечай!

Галлиец пожал плечами.

– Не имеешь права! – воскликнул Ганнибал. – Ты военачальник, а не римский гадатель. Спрашиваю еще раз: сколько?

Ганнибалов взгляд колкий, словно протыкает вертелом.

Галлиец вскинул голову.

– Вижу одни горы, вижу снег и вижу мрак.

– Так отвечают в Афинской академии. Она от нас далеко. Мы в Альпах, Бирикс!

Махарбал жестом дал понять, что желает говорить.

– Первое, что бы я хотел сказать: все мы знали, что Альпы – не простая штука. Альпы перейти можно, хоть это и трудно. Второе: однажды, когда я был мальчиком, наша семья с караваном двинулась на юг. Все было к нашим услугам: еда, вода прохладная, чистая постель в пути, разные, даже вавилонские, снадобья для врачеванья. И тем не менее в пути умерло трое. Трое из тридцати путешественников. Разве это мало? Учтите: никто в нас не кидал камней, никто не запускал в нас стрелы и дроты. Напротив, нас встречали добрыми улыбками. И при всем этом – три смерти! Это немало. Чего же вы ждете от Альп?

Махарбал подставил ладонь густо падающему снегу и слизнул снежинки языком. А пар от него все валил.

Ганнибал залюбовался им: вот настоящий герой! Он обратился к военачальникам:

– Кое-что из того, что я хотел сказать, уже высказал Махарбал. Давайте оглянемся и посмотрим, что мы совершили этим летом. Оглянемся, а потом посмотрим вперед. Мы раздавили врагов в Иберии, прошли через Пиренеи, прошагали через всю Галлию. Через Родан мы переправились с немалым мастерством, мы обманули римлян. В долине Исавра мы чувствовали себя как дома: мы ели и пили вдоволь, запаслись новым оружием, взяли в дорогу теплую одежду, отличные башмаки. Я полагаю, что мы не можем, просто не вправе жаловаться на свою судьбу. Поход, как всякий поход, был не очень легким, но приятным. Почти прогулка! А теперь мы в Альпах. Одни твердили, что они неприступны. Но мы же в Альпах! Говорили, что горы здесь высоченные – до неба. А как сами видите, это не так. Нам остается совсем немного, чтобы прийти туда, куда идем. Чего мы ждали от Альп? Снега? Да. Он есть. Он очень неприятен, но знали, что он будет. А лед? Разве мы собирались шагать по мощеной дороге? Вовсе нет! Мы запаслись ледорубами, у нас прекрасные проводники, мы приняли меры против коварных горцев. Словом, мы с вами сделали все для успеха. Учтите: когда мы говорим о войне, то держим в уме и наш переход через Альпы. Это тоже война, война против жестокой природы. Я, кажется, говорил, что переход через Альпы – есть часть войны с Римом. А там, где война, – там и потери. Верно, чем меньше потерь, тем лучше. Но вешать нос при виде слона, падающего с кручи? Позвольте!.. А где же воинская доблесть? Где смелость? Где решимость?.. А теперь я хочу сообщить вам самое важное: мы почти на гребне этого перевала. Завтра с рассветом я надеюсь показать вам нечто, от чего у вас, как говорится, душа запоет. Мы увидим – увидим воочию! – прекрасную долину, всю зеленую, богатую хлебом и прочей пищей. Это будет прямая дорога на Рим. Мы на пороге Рима! Мы у нашей цели! Победа в наших руках! Сообщите обо всем этом нашим воинам!

Последние фразы Ганнибал произнес стоя. Он верил. Он был уверен. И эта его вера передалась его помощникам.

Махарбал сказал за всех:

– Мы покажем себя и свою силу!

– Еще два слова, – продолжал Ганнибал. – Я пойду туда, на гребень перевала. Я буду вместе с воинами. И вы идите к своим. А тебе, Бирикс, приказываю: возьми тысячу легковооруженных и займи все высоты слева по нашему движению. Эти горцы ушли в свои жилища, а завтра, когда проснутся, то увидят, что мы – повсюду. И тогда мы сможем двигаться вперед, не опасаясь нападений.

Бирикс заявил, что горцам не поздоровится. Он предложил жечь костры по всему движению войска, чтобы горцы не смели приближаться.

– Хорошо, – сказал Ганнибал. – Действуй, Бирикс. А на рассвете мы сойдемся на прекрасном месте.

Ганнибал потребовал коня, сел на него и вместе с многочисленной гвардией двинулся вперед сквозь снег, преодолевая значительный подъем. Но ехал он уже не по тропе, а по довольно широкой дороге, проложенной солдатами.

А снег и не думал униматься. Он стал более хлестким, слепил глаза, приходилось зорко следить за дорогой, уверенно править конем.

Время от времени кто-нибудь падал в бездну и истошные вопли жутким эхом разносились по горам. Но, несмотря ни на что, войско медленно, но верно подвигалось вперед. Воины при свете факелов узнавали своего предводителя и криками приветствовали его. Окруженный всадниками, Ганнибал подвигается во мгле. Какая же сила могла удержать его, если сами Альпы, пусть с трудом, но покорялись ему?

Вдруг всадник, ехавший справа, качнулся в сторону. Ганнибал мигом схватил его за плечи и привлек к себе.

– Что с тобой? – участливо спросил он.

– Ничего, это лошадь споткнулась.

– Не бойся.

– С тобой мы всегда храбры, – браво ответствовал всадник.

А снег все усиливался. Холод донимал так, что казалось – само сердце замерзнет в груди.

Вдруг перед мордой коня выросли двое: Они приветственно подняли руки.

– Кто это? – спросил Ганнибал.

– Проводники, – объяснили ему. – Спендин и Ригон.

– О! – воскликнул Ганнибал. – Вот и встретились!

– Верные помощники, – объяснил Махарбал.

Ганнибал с силой потянул поводья.

– Славному Спендину! Славному Ригону! – приветствовал Ганнибал галльских проводников. – Каков перевал?

– Каким бы он ни был – тебе, великий господин, он покорится!