"Рембрандт" - читать интересную книгу автора (Гулиа Георгий Дмитриевич)Навстречу славеНаконец-то доктор Тюлп дал знать о себе. Он спрашивал: будет ли господин ван Рейн в ближайшую пятницу вечером у себя дома? Молодой – уже знакомый – посланец добавил: – У его милости важное предложение. – Я жду его, – ответил Рембрандт. – Прошу, стаканчик вина. – Вина нет, – сказала Лисбет, – но есть отличное пиво. – Благодарю. – Посланец снял шляпу, чтобы откланяться. – Меня ждут в таверне. С тем он и ушел. Рембрандт был разгневан. – Что же это такое, Лисбет? – прошептал он, сдерживая себя. – Нет вина? Или нет денег? – Бол не принес вина. – При чем тут Бол? Он же не слуга! Лисбет вдруг вспыхнула: – И я не служанка! Не мое дело следить за погребом. – А ежели бы приехал сам доктор? – Я бы и ему предложила пива. Что тут такого? Рембрандт бросился в комнату, служившую ему мастерской. И, кажется, повалил табуретку – грохот раздался на весь дом. Лисбет заторопилась туда же. Рембрандт уже сидел, уставившись на этюд с повешенным… И не замечал сестру. Она постояла в дверях, постояла и – ушла к себе наверх. Небольшая вспышка, слава богу, окончилась. И она и он чувствовали себя виноватыми. Лисбет плакала в подушку, а Рембрандт, позабыв о только что происшедшем, разглядывал этюд, где труп был изображен головою влево и свет шел откуда-то слева, с верхнего угла. Темно-коричневый фон с золотистым отливом подчеркивал мертвенную бледность натуры. Рембрандт взял лист бумаги и карандашом изобразил положение трупа, соответствующее этюду. У головы усадил некоего доктора, предположительно Тюлпа, а справа и слева от него – десять безликих фигур. Этот набросок художник небрежно откинул в сторону и взялся за новый. Вот труп лежит, упершись головою в левый край, а пятки выставив напоказ. У ног сидит доктор Тюлп в шляпе, а остальные – десять докторов – по правую руку от него. Скальпель Тюлпа острием направлен в левое колено… И этот набросок полетел вслед за первым… Тут в дверях показалась Лисбет с платочком в руке. – Я была не права, – произнесла она тихо. Рембрандт словно впервые увидел ее. Долго смотрел на сестру. А потом сказал: – О чем ты, Лисбет? – Я виновата, – проговорила она. Он пытался вспомнить: о чем это она? И вспомнил. – Ладно, Лисбет! Я позабыл уже. Нет вина? Так оно будет! Разве ты ходишь в служанках? Тут дело похуже: куда усадить доктора Тюлпа? Лисбет постояла еще немного и, когда убедилась, что он снова забыл о ней и о злосчастном вине, незаметно удалилась в свою комнату. Нет, этих молодых коллег Тюлпа надо посадить по ту сторону трупа, а самого Тюлпа против них… Сказано – сделано. Набросок готов и ровно через минуту брошен наземь. Рембрандт берет один из этюдов, на котором труп изображен с уходящими влево ногами, а голова – в тени, в сумраке. При этом место Тюлпа здесь, в голове, то есть на переднем плане (сидит вполоборота), а другие – у ног (чтобы лучше наблюдать за скальпелем Тюлпа, занесенным над грудью)… Явился Бол. Поздоровался с учителем, собрал с пола наброски, внимательно рассмотрел их и положил на высокую скамью. – Порви их, – сказал Рембрандт. – Жалко, – сказал Бол. – Пусть полежат. – А я говорю – порви! Бол исполнил приказание учителя. – Они не так уж плохи, – сказал он. Рембрандт принялся за новый набросок. На этот раз делал его сангиной. – Милый Фердинанд, – сказал за ужином Рембрандт, – мы с Лисбет чуть не поссорились нынче. Бол поднял глаза на Лисбет. – Да, – подтвердила она, улыбаясь. – Надеюсь, все обошлось, учитель. – Да. Потому что был виноват я. – Это как сказать, – возразила Лисбет. – Вот что, – мягко сказал Рембрандт, попивая пиво с видимым наслаждением, – у мастера Ластмана всегда имелся запас пива и вина. Я полагаю, что и в этом мы должны последовать его примеру. Большеглазый Бол не очень понимал, о чем речь. Он шмыгнул носом, отчего нос показался еще крупнее, чем был на самом деле. – Я объясню, в чем дело, – сказала Лисбет. – Нынче является молодой человек от доктора Тюлпа, чтобы сообщить, что доктор собирается к нам. – Ого! – Фердинанд Бол захлопал в ладоши. – Это называется «наша взяла». Рембрандт укоризненно покачал головой. – Верно, наша взяла! – сказала Лисбет. – Я не люблю загадывать. – Рембрандт строго взглянул на ученика. – Доктор едет, чтобы поговорить. Но мы не знаем, о чем. То есть мы не знаем, с чем приедет. Он может сказать «да». Но может сказать и «нет». – А труп? – вопросил Бол. – Труп ни при чем. Мне могут сказать, что дали возможность порисовать. Так сказать, сделали одолжение. Я должен быть только благодарен, потому что такое удается редко. – А картина? – воскликнула Лисбет. – Картина своим чередом. Это отдельный вопрос. – И все-таки у меня хорошее предчувствие, – сказал Бол. Бывали порой минуты, когда Рембрандт был безотчетливо весел. Лисбет давно не видела его таким, как сейчас, во всяком случае, после смерти отца… – Удивляет его целеустремленность, несгибаемость в работе, требовательность к себе. Наверное, лучше об этом скажет вам директор Исторического музея господин Боб Хаак, автор замечательной монографии о Рембрандте… – Господин Хаак, значит, Рембрандт есть сплав таланта и трудолюбия? – Несомненно. До того как была написана картина об анатомии доктора Тюлпа, мы будет употреблять слово «талант», но после картины – слова «замечательный талант», а позже – «гений»… «Анатомия доктора Тюлпа» находится в Гааге, Эта удивительная вещь написана молодым художником из Лейдена в Амстердаме. После нее двери лучших домов Амстердама были открыты для него. Пришла завидная слава. Я напомню слова французского живописца и писателя Эжена Фромантена: «Рембрандт не только пишет с помощью света, но и рисует только самим светом». Сказано очень точно примерно сто лет тому назад… – Но ведь был и Халс в Харлеме. Можно спорить, что выше – картины Халса или молодого «дотюлповского» Рембрандта… – Автопортрет говорит сам за себя… – А групповые портреты Халса? – В автопортрете, писанном в двадцать три года, уже заложен автор «Анатомии доктора Тюлпа». – Молодой человек уверенно смотрит в будущее… – Нет, он пока глядит только вперед. До будущего здесь еще далеко. – Это его навестил Гюйгенс в Лейдене? – Да, его. Надо уточнить дату. Гюйгенс почувствовал силу настоящего мастера. Это он, несомненно, посоветовал Тюлпу выбрать Рембрандта. Но Тюлп и сам думал своей головой… – Да, «Анатомия» – вещь удивительная. – Она не свалилась сама собой. К ней вела трудная дорога. – Верно, не сама собой… Но художник шел своей дорогой очень уверенно… – К вашим услугам. – Эта улица носит имя Тюлпа? – Да, эта. А недалеко отсюда – площадь тоже его имени. – Тюлп… Доктор, профессор? – Тот самый… Которого Рембрандт изобразил… – Благодарю вас! – Как сказать. Когда гений начинает свое поступательное движение – остановить его немыслимо. Только смерть может возвести непреодолимую преграду. – И тем не менее, малоизвестные миру Сваненбюрги делают большое дело. Разве мало научить юношу отлично тереть краски? – Верно, это важно. – А отбеливать масла? – Тоже дело. – На мой взгляд, Сваненбюрги играют большую роль: они дают толчок, а сами часто остаются в тени. – Но надо суметь воспользоваться этим толчком… Доктор Тюлп приехал в прекрасном экипаже, запряженном парой лошадей. Он был одет в новый камзол, на нем были новые башмаки. Воротник блистал голубизной. Доктор снял перчатки, небрежно бросил их на стул. Рембрандт встретил его с подобающей учтивостью. Ученики мастера – Бол, Фабрициус, ван Флит, де Конинк – находились в мастерской, готовые выполнить распоряжения учителя. – Господин ван Рейн, – прямо с порога начал доктор Тюлп, – я к вам с деловым предложением. – Милости прошу, господин Тюлп. Я жду вас и готов служить чем смогу. Доктор снял шляпу и отдал ее Лисбет, которая появилась в эту самую минуту. – Это моя сестра, доктор. – Очень приятно. Я даже улавливаю сходство. – Мои родные решили, что в большом городе на первых порах Лисбет окажет мне большую помощь. Доктор обратился к Лисбет: – Должен сказать, что ваша помощь, то есть помощь домашних, неоценима, хотя и не всегда видна простому глазу. Куда прикажете? – Сюда, ваша милость, в столовую. – А может, сначала в мастерскую? Мне хотелось бы взглянуть на ваши работы. – Я весь обложен трупами, – пошутил художник. – Думаю, что это на пользу делу, господин ван Рейн. – И доктор многозначительно улыбнулся. Рембрандт представил доктору своих учеников. Гость для каждого нашел приличествующее слово. Потом начал исследовать стены, увешанные картинами, этюдами, офортами, разными набросками. Особенный интерес проявил доктор к этюдам, на которых был изображен труп в самых разных ракурсах и при разном освещении. – Вы, я вижу, даром не теряли время, господин ван Рейн. – Ваша милость, я пытался извлечь всю выгоду из неожиданной возможности. Последние этюды я делал, плотно повязав нос. Мне кажется, что я дышал одними ушами. Доктор сказал: – Кстати, господин ван Рейн, труп оставлен еще на три дня. Учитывая вашу просьбу… Теперь мы можем обратиться к предмету нашего разговора… – Пожалуйста сюда, ваша милость. Доктора усадили в кресло, специально купленное вчера. Лисбет достала бокалы венецианского стекла. – Вам вина, ваша светлость? – сказал Рембрандт, демонстрируя бутылку французского. – Пожалуй, по бокалу. Именно белого. Вся эта чумная эпидемия забила мне голову. Вино придаст бодрости. Подали фрукты. – Может, чего-либо мясного, ваша милость? – Нет, нет, господин ван Рейн. Вполне достаточно фруктов. Художник уселся напротив доктора, довольный тем, как все красиво расставила Лисбет. Прямо как у Ластмана. – Я прибыл к вам, – начал доктор, – с официальным предложением. Гильдия хирургов просит написать групповой портрет. В этом пакете двести флоринов. Это первый взнос. Окончательную стоимость должны назначить вы сами. Мы со своей стороны заранее согласны. Рембрандт взглянул на Лисбет: та чуть не подпрыгнула на радостях. Художник вспомнил, как вел себя в подобных случаях Питер Ластман. И попытался чуточку подражать ему… – Ну что ж, ваша милость, я очень польщен заказом. Прошу заверить гильдию, что сделаю все, чтобы достойно запечатлеть на холсте почтенных граждан во главе с вами. Благодарю за доверие и за это… – Рембрандт прикрыл пакет ладонью. – Господин ван Рейн, я верю в вас. Полностью доверяю вам. Надеюсь, что и гильдия будет довольна. Правда, мои коллеги – не бог весть какие знатоки искусства, но достойны уважения. – Ваша милость, а сколько будет персонажей? – Вместе со мною – восемь. – Доктор щелкнул пальцами. – И девятый – труп. Но с него взятки небольшие. Рембрандт рассмеялся: – Значит, восемь, а девятый Адрианс? В хорошую компанию он попал. – Покойник был здоровяк, – сказал доктор, – и в лечениях не нуждался. – Ваша милость, еще раз благодарю вас за доверие. Я просил бы предупредить ваших коллег, что буду писать столько времени, сколько это нужно. Пусть не взыщут в случае чего и наберутся терпения. Это моя нижайшая просьба и к вам… Старичок на стене аж заерзал, вспомнив о той поре, когда писалась «Анатомия». Он говорит своему двойнику на кушетке: – Здорово ты их помучил. И они тоже тебя порядком изводили. – Меня? – удивляется тот, который на кушетке. – И не бывало! Я заставлял их позировать, я не давал им времени для того, чтобы отдышаться. Можно сказать, я попил их кровушки. – На это ты был мастер. – Я был мастак работать. А не просто был мастер. Не всякий мастер – мастак. – Пожалуй. – И старичок на стене противно хихикнул. |
||
|