"Созерцатель скал" - читать интересную книгу автора (Кораблев Евгений)

V. На плавучем острове

Ночью ветер усилился до степени урагана. Стало нестерпимо холодно. Шлюпка находилась почти рядом с «Бурят-Монголом».

Брызги волн, падая в судно, замерзали, и скоро «Бурят-Монгол» представлял из себя огромную ледяную глыбу. От тяжести он осел. Зато ураган собрал вокруг него такую массу мелкого льда, так называемого «колобовника», или «мятика», что судно сидело не в воде, а скорее в какой-то ледяной каше, и только благодаря этому, вероятно, не погружалось. По всей вероятности, парус, подведенный в разрез, был глубоко вдавлен ледяным рыхлым слоем и не пропускал более воды внутрь.

Ветер все усиливался, крепчал и мороз, так что путешественники не могли оставаться в шлюпке и, пользуясь близостью судна, перебрались на него под прикрытие от ледяного ветра.

«Бурят-Монгол», видимо, держался прочно, и это их успокоило.

Несмотря на весь риск их положения, Тошка способен был ворчать на изумительную резкость разницы между байкальской зимой и летом и удивлялся, что Байкал не влияет на смягчение ее.

– Влияет, – сказал профессор, поднимая воротник полушубка. – Влияет! Сравнительно с другими местностями Сибири, он сильно умеряет температуру лета и зимы, но все же континентальное положение сказывается.

Колебания зимней и летней температуры на Байкале[40] таковы, что приморский житель мог испытать бы их, только если бы ежегодно переезжал зимой на север примерно на тысячу километров, а летом на столько же к югу. Средняя температура зимы здесь двадцать три градуса; подобной на этой широте вы не найдете ни в Европе, ни в Америке. А летняя – плюс семнадцать градусов, то есть опять-таки такая, которая бывает в Европе и Америке на десять градусов южнее Байкала.

Их гнало к западу от Посольска. И так необычно было слышать плеск волн, шум моря при морозе, вероятно, градусов в двадцать.

Это была жуткая ночь. К рассвету шум моря усилился. На них вновь начали лететь брызги волн, и они поняли, что часть рыхлой ледяной массы отделилась, и Байкал вновь приблизился к «Бурят-Монголу».

К их счастью, ветер заметно стихал, но мороз увеличивался.

Измученные переживаниями страшной ночи, они, чуть забрезжило, заснули беспокойным сном.

Профессор громкими возгласами разбудил их. Стоял уже день. И первое, что почувствовали они, – шум моря доносился в отдалении. Мороз вновь сковал рыхлую ледяную массу вокруг них на большом расстоянии.

Оказывается, ударила настоящая сибирская стужа, вероятно, не менее тридцати градусов, – температура обычная для Иркутска.

– Мы на острове, – радостно объявил Тошка.

– Да, – сказал профессор, – на плавучем ледяном острове. Непосредственная опасность миновала.

Если раньше можно было опасаться, что рыхлый лед около судна от волнения разойдется, и оно вновь достанется волнам, то теперь они этого не боялись. Судно было в крепком плену льдов. Само по себе, конечно, это еще не было спасением. «Бурят-Монгол» должен был разделить судьбу образовавшегося вокруг него громадного ледяного острова, в несколько километров величиной. Судно находилось в самом его центре. Парус внизу примерз к разрезу, и внутри наполовину судно было полно льдом.

– А шлюпка? – воскликнул Тошка. – Где наша шлюпка?

Все взглянули в ту сторону, где вчера оставили шлюпку. Шлюпка исчезла. Ее оторвало и унесло вместе со льдом. Вместо нее прибило новые льдины. Путешественники были обязаны своей жизнью счастливой мысли переночевать на оставленном судне.

– Что же будет с нами теперь?

– Если остров не разобьется в ближайшие дни, лед будет утолщаться с каждым часом и сковываться все прочней и прочней, пока не получится настолько крепкий ледяной плот во много километров величиной, что ему не страшны будут бури. И тогда мы сможем считать себя спасенными, если только не замерзнем или не погибнем от голода.

– Разве так долго нас может не прибить к берегу?

– Да, в нашем положении – это самое опасное. Сейчас на Байкале начинается период осенних бурь – ноябрь, декабрь. Нас может таскать из одного края моря в другой, пока Байкал не станет. Такие случаи здесь бывали. В середине XIX века пароход «Наследник Цесаревич» прорезало льдиной, он начал тонуть. Пассажиры перебрались на буксирное судно. Пароход скоро погрузился в Байкал, а судно, как «Бурят-Монгол», обледенело, его затерло льдом на несколько километров кругом и начало бурями гонять по морю. Полтора месяца были люди в плену, съели все припасы и едва не умерли от голода. Судно все изрубили на дрова, пока море не стало. Нам, по-видимому, предстоит та же участь. Наша задача – терпеливо ждать. Надо обследовать, что есть съестного на судне, заготовить дрова. Мы можем изрубить для этого мачту и палубу и кой-какие ненужные нам в настоящее время верхние части судна, а затем устроимся поудобней в нашей плавучей тюрьме. Это все, что нам остается теперь делать. – Прежде всего они отправились исследовать судовую кладовую, нет ли в ней чего из съестных припасов. К их счастью, там оказался запас сухарей, бочка соленого омуля и несколько десятков килограммов сушеной рыбы. После долгих поисков они нашли несколько топоров и, срубив мачту и ненужные теперь деревянные части на палубе, к вечеру сложили целую поленницу дров.

– Начинаем устраиваться, – говорил самодовольно Тошка, устало вздыхая. – Настоящие байкальские робинзоны! Мы обратим нашу тюрьму в плавучую лабораторию и будем наблюдать зиму на Байкале.

– Молодец! – сказал профессор. – Верно, если уже суждено сидеть в плену у Байкала эти полтора-два месяца, постараемся использовать время. Ты прав. Здесь есть что понаблюдать.

– А где же мы будем разводить костер? – поинтересовался Федька.

– Мы устроим печь, – ответил профессор. – Я видел в каюте железную плиту.

Сейчас же они отправились на поиски. Действительно, нашли ее, и в каюте сложили себе настоящую печь. Каюту обшили войлоком и парусом, так что в тот вечер спали без полушубков.

При свете тускло горевшей керосиновой лампы они могли работать, слушая завывание ветра над головой.

Помещение было оригинально – ледяная глыба, внутри которой находилась обшитая войлоком каюта, и около нее разные хозяйственные деревянные пристройки, кладовая и пр. В особенности своеобразный вид имело это жилье вечерами, когда из ледяной глыбы через маленькую железную трубу валил дым, а сквозь затянувшееся льдом маленькое оконце в тьму байкальской ночи смотрел крошечный огонек. Ледяная глыба отоплялась. Внутри льда сидели с керосиновой лампой. Так началась жизнь в плавучей тюрьме.

Отрезанные от всего мира, они работали над своими коллекциями и гадали, куда-то принесет их ветер.

– А не может остров расколоться ударом большой льдины? – тревожился иногда Тошка.

– Что ж, если отколет кусочек километра в два-три, нам это не важно, – отвечал Булыгин. – Наш плот устойчивости от того не потеряет. Наша усадьба не менее десяти километров. В воде ей тонуть незачем! Словом, пока нам можно на этот счет не беспокоиться. А когда Байкал станет, тогда, я думаю, мы долго в своей каюте не засидимся.

– Ведь нас, наверно, считают погибшими, – заметил Федька.

– Не в этом дело. Это не так важно. Но зимой – в январе, феврале и марте – я должен произвести ряд наблюдений около Ушканьих островов, – сказал профессор. – Для меня они настолько важны, что если не удастся их сделать, придется задержаться здесь еще на год. Жаль, что мы носимся с места на место слишком быстро и нет возможности заниматься ловлей.

– Разве зимой можно?

– Даже лучше, чем летом. Дыбовский[41] все время ловил.

Осенние бури на Байкале необыкновенно свирепы. Преобладали северные и северо-западные ветры, отличающиеся ужасающей силой. А когда к ним прибавлялась метель и стужа, из каюты нельзя было выходить.

Байкал выл и бесновался.

Ни птицы, ни зверя не видали они за это время. Казалось, все живое скрылось и спряталось, кто куда мог, на эти ужасные месяцы, пока идет на Байкале осенний ледостав.

Солнце они видели редко, так как если не бушевала вьюга, то над морем стоял густой холодный туман.