"Фернандо Аррабаль. Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах" - читать интересную книгу автора

дабы весь мир узнал, на что способна полиция в нашей стране честных, как
пауки в банке, граждан, которые платят налоги через пень колоду, а иные
ломаного гроша в казну не вносят, как я сам, чем и горжусь.
Черт побери всех полицейских на свете! Да обрушатся на них и на их
головы шляпные болванки и высоковольтные электрические овощерезки! Аминь!
Комиссар поведал мне, что в близоруких глазах правосудия, которое
вообще слепо по направлению к Свану, я являюсь пособником убийств,
совершенных Тео. Вот как устроен мир! Мы добились фантастических успехов в
производстве лунных затмений, а полиция между тем еще пребывает на пещерном
уровне. Автоматически и не переключая скорости, меня посчитали пособником
множества преступлений, и все потому, что... Я был на два пальца от нервной
депрессии и добавил наперекор комиссару от всего своего царственного зада и
с полным на то основанием: "Ну что ж! Приходите и арестуйте меня, раз вы
такой удалец". Шантажист!


XXXVI

Я узнал Сесилию, кифару мою небесную, за несколько лет до ее болезни,
принимая во внимание, что в ту пору она могла похвастать отменным здоровьем.
Она жила в доме напротив моих родителей, что отнюдь не мешало - совсем
наоборот - фасаду ее жилища смотреть на наш, сколько бы воды ни утекло. Она
играла на фортепьяно с блеском и лоском, хоть я и страдал в то время
затяжным плевритом. Вечерами я ходил послушать ее концерты на лестницу в дом
напротив, инкогнито, как за каштанами из огня, стараясь, чтобы никто не
заметил моего присутствия. В первые месяцы она, словно снимая сливки,
исполняла Шопена, хотя на дворе стоял февраль.
В промокших от снега ботинках, как король, которому я не кум, с
раздутыми плевритом легкими, как сам Шопен, которого я пришел послушать, я
внимал фортепьянному исполнению Сесилии, хризалиды моей музыкальной. На
грани обморока, ибо любовь небезопасна, если принимать ее, не надев доху на
меху, я слушал, охваченный восторгом, ее блаженное бренчание, хоть она
ровным счетом ничего не умела своими десятью пальцами.
Моя температура, в силу метеорологического феномена типа радуги,
поднималась в теле по мере того, как опускалась в заледеневших ногах. Мне
следовало бы брать ботинки напрокат, а не покупать их; я вошел в расход и
расточительство на свою голову! И заплатил столько... что сам уже не помню.

Мои угодливые и с каждым разом все более многочисленные читатели могли
бы уже догадаться, если бы им об этом рассказали мои соседи, чем закончилась
та первая попытка сближения с Сесилией, оазисом моим блаженства неземного.
Сближение это для пущей безопасности мы производили через закрытую дверь, в
молчании, дружелюбном, как луна, и на почтительном, как от сегодня до
завтра, расстоянии,
Если учесть, что за первые годы интенсивных и покаянных любовных
отношений я так и не сказал ей ни слова, такое препятствие, как возраст,
было обойдено ловко и искусно. Незадолго до смерти мой отец открыл мне
тайну, известную только ему и матери: Сесилия, лира моя Орфеева, не только
была на двадцать лет младше меня, но и будет на столько же младше всегда. Я
стоически принял сей ужасный удар судьбы и даже порадовался при мысли, что