"Фернандо Аррабаль. Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах" - читать интересную книгу автора

кроватью. Если там окажется полковник, переодетый пастухом, ни в коем случае
не открывайте ему дверь и не позволяйте спать на вашем ложе. Такой
экземпляр, даже без очков, способен в два счета вызвать бешенство матки у
надевших венец безбрачия. Я не скажу ничего больше, но и меньше тоже не
скажу.


XLII

Два других фаворита Сесилии, спутницы моей в вечности, были не менее
гнусными, чем первый, только с бретонским и пофигистским уклоном. Я по сей
день до конца не уверен, что они были мужчинами, потому что видел их только
голыми, и к тому же обоих звали Гюстав Флобер.
Мои нетерпеливые и прельстительные читатели могут представить себе, что
эти развратные и похотливые, как вставная челюсть в стакане, создания
заставляли Сесилию, полночь мою, блестками усыпанную, проделывать, следуя
инструкциям, которые она давала им сама. А тот, кто не может себе это
представить, пусть не надеется узнать от меня сальные и непристойные
подробности, которые трудно было бы напечатать даже в порнографической книге
для слепых.
Безумно любить (ибо я всегда пребывал в здравом рассудке до тех пор,
пока не стал вечным) Сесилию, паству мою тайную, в таких условиях - то была
горькая чаша, которую мне пришлось испить через соломинку до последней капли
моей крови. Стоический как комикс, я придерживался сокровенных правил
сообразно моему положению соглядатая на дальней дистанции и давал волю
мобильной фантазии по обстоятельствам.
Ах! Немного же студентик, которым я был тогда, превзошел на медицинском
факультете, особенно по предметам, не входившим в программу! Предметы эти
нельзя было даже изучать по телефону, рискуя ранить не в бровь, а в глаз
самолюбие преподавателей из плоти и крови. В нескольких метрах от моего
балкона школа жизни ненавязчиво учила меня (хоть двери свои она открывала в
одиннадцать вечера), и я постиг, что порок по самый зарез растлевает и
извращает в первую очередь растленных извращенцев с птичьего полета.
В силу этого опыта, низменного, как стенные часы в стиле Людовика XV,
мои чувства к Сесилии, вулкану моему тишайшему, росли вширь и ввысь, как
монгольфьер с хроматическими клапанами. Бог весть, как далеко могла зайти,
очертя голову, эта любовь, если бы в нынешних обстоятельствах и под моим
крылом и протекторатом Сесилия, каравелла моя изумрудная, равно как и Тео,
не встретились в Корпусе, будто на тропке лесной? Но я не описывал и
описывать не стану разнузданные эротические игрища, которым они предавались
вдвоем, тем более что делали они это под одеялом.
И в наше-то время, когда даже надувные куклы читают "Камасутру",
какой-то прокурор совершенно хладнокровно сообщает мне по телефону, что Тео
будут судить... А сам-то он умеет хотя бы пользоваться гремучей змеей? Олух
царя небесного!


XLIII

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ГИЛЬДИИ ВРАЧЕЙ