"Чек на один миллион опавших листьев" - читать интересную книгу автора (Акуленко Евгений)

                                                                                             Евгений Окуленко

                                                                       ЧЕК НА ОДИН МИЛЛИОН ОПАВШИХ ЛИСТЬЕВ

   Натали сняла его в кабаке. На открытой площадке ресторана "Корсар". Высокий сероглазый брюнет окинул взглядом полупустую террасу и остановился у барной стойки, из всего многообразия напитков выбрав апельсиновый сок. Одет он был совершенно не клубно: водолазка, потертые джинсы и кроссовки. Натали никогда бы на такого не запала. Ну, красавчик. Ну, и что? Мало ли она их повидала? Внимание привлек автомобиль, брошенный парнем на стоянке, новехонький "Лексус" на полном фарше.

   Три размалеванных профессионалки, что сидели через столик и сосали какое-то дешевое пойло, также сделали стойку на тачку. И с равным интервалом совершили вальяжное дефиле в сторону "попудрить носик", явственно наметив лыжный вектор в сторону брюнета.

   "Ага, сейчас вам", ухмыльнулась Натали. "Застегнитесь, девочки". Она в бессчетный раз скинула с колена влажную волосатую руку. Кавказец что-то непрерывно лопотал с неимоверным акцентом и никак не велся. Заказывал шашлык, фрукты, поил каким-то третьесортным коньком, но двести баксов были запредельной ценой для гостя с юга. Видать надеялся, что Натали даст так, из любви к искусству.

   Какому-нибудь лысенькому пухленькому папику, пахнущему детским мылом, ночь счастья обошлась бы долларов в сто пятьдесят, или даже в сто, если уж совсем тухло с клиентурой. С папика и взятки гладки - попыхтел две минутки и баиньки. А большеклювые горцы выжимались досуха, норовили во все естественные впадины организма, да еще могли и хоровод затянуть вдвоем-втроем. Нет уж, двести баксов и точка.

   "Я его сделаю, этого мальчика", решила Натали. "Просто из спортивного задора сделаю. Смотрите, мочалки!"

   - Чао, генацвале! - она поднялась и направилась прямиком к стойке, привычно стряхивая взгляды, липкие мужские и завистливые женские.

   Натали знала, посмотреть есть на что. Все при ней. Все там, где надо. Молодое и упругое. И шмотки подобраны со вкусом; и ни юбчонка, ни блузка ни коим образом не скрывают, а наоборот подчеркивают. И макияж нанесен умело. И личико милое. И ножки стройные.

   Она подошла вплотную к брюнету и, как бы невзначай, потерлась бедром о его руку. И заявила, что хочет пить. И завладев стаканом сока, многозначительно обхватила пухлыми губами соломинку, легонько поиграла язычком. После такого жеста мужики обычно пускали слюни и становились невменяемыми идиотами. А этот и ухом не повел, стоял и смотрел немигающими серыми глазами. "Дар речи потерял", решила Натали.

   - Триста долларов, - предупредила она и сама удивилась своей наглости.

   "А ничего, пускай не задирает нос!"

   Парень был и вправду красив. Широкоплечий, с правильными чертами лица, но без налета слащавости. За таким любая побежит, только свистни. Прямо на край света, и совершенно безвозмездно, что характерно. Натали поймала себя на мысли, что тоже, может быть, побежала бы. И на мгновение пожалела, что заикнулась о цене.

   "Ну, что? Сейчас начнешь ты мяться, милашка. Том Круз хренов. И торговаться начнешь... Нет! Ты сделаешь кувшинное рыло и затянешь комсомольскую песню, как, мол, вам, девушка не стыдно! В то время, когда космические корабли бороздят просторы космоса... Ну, точно!", Натали скривилась, "Минет за четыреста рэ на окружной - это мы всегда пожалуйста! А двести баксов за ночь - девушка, как вам не стыдно!"

   - Идем, - кивнул парень и направился к выходу.

   "Вот так! Поняли? Все? Вот так! Тридцать секунд!"

   Натали уцепилась за локоть брюнета и сделала пальчиками девочкам за столом. "Салют, шалашовки!"

   Тома Круза звали Глеб.

   Он вел машину уверенно и ровно. Плавно входил в развязки, сверхъестественно минуя светофоры и пробки, ни разу не дернулся, не зашипел на раззяву пешехода, на подрезавшего лихача, меж тем, стрелка спидометра, не опускалась ниже восьмидесяти. А когда выехали на окружную, замерла в районе двухсот.

   Натали поглядывала на парня, предвкушала ночь любви где-нибудь в загородном коттедже на медвежьей шкуре у камина или в пенящемся бассейне. Судя по всему, буратино попался богатенький, и, может статься, его даже удастся раскрутить на, скажем, колечко. С брюликом. "Главное - знать, когда просить", Натали улыбнулась и облизала губы.

   Вот только молчит все время кавалер, "Стесняется, наверное".

   - Мой любимый фильм знаешь какой? - Натали решила завести разговор.

   - Знаю, - Глеб кивнул. - "Красотка".

   - А... Как ты догадался? - Натали округлила глаза.

   - Это не сложно.

   - Нет, правда, как?

   - Ты хочешь сразу на все готовое. И без всяких усилий со своей стороны. Автобиографично к тому же...

   - Да! - вздохнула Натали. - И чтобы он... Он... Был принцем из сказки! И полюбил меня такой, какая я есть. Ну, и я его... Все девушки об это мечтают. Чтобы как Золушка...

   - Как Золушка? - криво усмехнулся Глеб. - Знаешь, только ведь Золушка не спала с мужиками за деньги...

   - У-у! - разочарованно протянула Натали. - Малахольный!.. Облико морале! Знаешь, навидалась я таких, во! О высоком, о звездах говорят, стихи читают, на гитарке брякают. А потом, как потные похотливые кролики. - Натали поднесла руки к подбородку, высунула язык и часто-часто задышала, изображая потного похотливого кролика. - Пр-ринц!..

   И замолчала, уставившись в окно. От хорошего настроения не осталось и следа.

   - Принцы не женятся на проститутках, - проронил Глеб. - Или как ты себя называешь? Гейшей? Наложницей? Или просто сексуально раскрепощенной девушкой без комплексов?

   - Слушай, че те надо, а? - взвилась Натали. - В грязь меня втоптать? Ты так удовольствие получаешь, да? Смотрите какой я чистенький! Зачем тогда связался со мной? Шел бы себе на дискотеку в текстильный техникум - там бесплатно... А-а, я поняла! Ты меня везешь какой-нибудь шишке на утеху. А сам ты у него шофер. Или нет - лакей! Овсянка, сэр! Точно! То-то я смотрю менты тебя не трогают... И покуражиться решил по дороге. Знаешь что? Гони-ка деньги вперед!

   Глеб достал из кармана джинсов три стодолларовых бумажки, не говоря ни слова, швырнул пассажирке.

   - Вот теперь, пожалуйста, - Натали упрятала деньги в микроскопическую сумочку. - Называй меня как хочешь. Шлюхой, потаскухой, подстилкой... Если тебя это заводит, милый, - она подалась вперед и провела ладонью по ноге Глеба.

   Тот смерил девушку взглядом, нахмурился.

   - Меня давно не интересуют ваши тела.

   Натали хмыкнула.

   - А что тогда тебя интересует?

   - Души.

   Машина свернула с магистрали на проселочную дорогу, но шла также ровно, не смотря на выбоины.

   - Почему ты стала такой? - Глеб нарушил молчание.

   - Тебе-то что? Денег хочу много... На тачке вот на такой же ездить. Дом свой, с бассейном...

   - Сколько?

   - Что "сколько"? - передразнила Натали.

   - Сколько денег тебе нужно, чтобы ты... такой не была?

   - Ха! Миллион баксов! Дашь?

   - И что? - съязвил Глеб. - Изменишься внутренне?

   - Ага, в тот же миг! В церковь начну ходить, в библиотеки, в эту... в филармонию. И динь-динь исключительно после свадьбы! - Натали рассмеялась. - Ой! Дурак ты!.. Все бабы своего добивались одинаково. Всегда! Самая древнейшая профессия знаешь какая? Знаешь... Весь вопрос только в цене.

   - Не все, - возразил Глеб.

   - А-а, ну да! Всякие Золушки там и Ассоли не в счет... Клары Целкин... Так природа устроена, - объяснила Натали. - Из-за чего самцы дерутся? Из-за вот этой вот штучки, - Натали погладила себя между ног. - Кто сильней - у того больше самок, тот и оставит потомство. Естественный отбор!

   - А люди? - на лицо Глеба упала тень.

   Он смотрел невидящим взглядом на дорогу.

   - И люди также! Самки достаются тому, у кого больше бабок, власти, кто успешней. Ну, смотри! - Натали уселась поудобнее, - Какой-нибудь плешивенький мужчинка захотел юного тела. Ну, не может он больше смотреть на свою старую, обрюзгшую супругу. Я ему оказываю услугу, а он мне за нее платит. Цивилизованно и честно. И без лишних сантиментов... Все вертится вокруг одного! И ты не забывай, куда мы сейчас едем. Мы едем... ну-у?.. Правильно! Тра-ахаться! - Натали захлопала в ладоши.

   - А мораль?

   - Опять двадцать пять! Что это, твоя мораль? Кто ее придумал?.. Вчера кальсоны ниже колена, а сегодня нитка в жопе... Почему, скажи мне, массаж считается благопристойной услугой, а снятие сексуального напряжения нет?

   - Почему? - Глеб поиграл желваками. - Я отвечу тебе почему... Человеческое существо наделено невероятным, невообразимым внутренним миром. Миром без начала и без конца... Миром, где живет, - Глеб помедлил, - тот, кого вы называете Богом... Человек - это чаша, наполненная неподвластными слову образами и чувствами, это хрустальный храм...

   - Ну, и че? - Натали поджала губы. - Завел!..

   - А ты используешь этот храм, как привокзальный сортир! Вот почему!..

   Машина свернула на грунтовую дорогу, мягко подпрыгивая на ухабах, принялась петлять по полям и перелескам.

   - За честь женщин дрались, - продолжал Глеб, - на рыцарских поединках, на дуэлях. И не важно, была ли особа знатного рода или простолюдинкой. Лишь за одной категорий дам не признавалось право на защиту от оскорблений. За женщинами, известными своим легким поведением. И совершенно справедливо не признавалось! Честь свою они утратили, стало быть, и умирать не за что!..

   Джип с ходу перемахнул болотистый ручеек, пробуксовывая взобрался на холм, по стеклам хлестнули ветки, и взору открылась окруженная лесом поляна на берегу речки.

   - Вылезай, - велел Глеб, - приехали.

   Натали выбралась из машины. Вокруг на было ни коттеджей, ни кемпинга, ни дачного поселка, вообще ни души. Деревья беззвучно роняли листья в жухлую траву, медленно текла черная вода. Пахло осенью, дубовой корой и горькой полынью. Глеб стоял, зажмурившись, подставляя лицо кислому уходящему солнцу, вслед за которым небесная бирюза сгущалась в предзакатную синь.

   - Ты куда меня завез? Ч-черт! - острые каблучки туфель увязли в перегное.

   Между лопаток забрался холодок скорой ночи, над ухом пронзительно заверещал комар.

   - Че, прямо здесь? - Натали поежилась.

   - Осень - это вечер года, - Глеб говорил негромко, почти шепотом, и слова его, кружась, падали, как сухие листья. - А сейчас вечер осеннего дня... Настоящий вечер...

   - Слушай, ты, турист! - Натали звонко хлопнула себя по ноге. - Стой тут, хоть до настоящего утра, я пошла в машину!..

   - Наташа, - позвал Глеб, словно застонал, - Наташа, ну почему?.. Ты молодая, красивая, умная. В тебе сила, способная испарить океан и оросить пустыню. Ты способна рождать... любовь. Откуда, скажи мне ради всего святого, откуда в тебе столько грязи, забившей ключи? Превратившей живой родник в помойную яму? - Глеб вглядывался в лицо девушки. - Ты единственный ребенок в семье, ты росла, ни в чем не нуждаясь, в тепле и заботе. Ты играла в куклы и верила в сказки. Почему?..

   - Ты мент? Ты из ментовки, да?

   Глеб вздохнул и покачал головой:

   - Нет.

   - А кто ты?

   - Я думал над этим... Но сейчас меня больше интересует, кто ты.

   - За-айчик, ну пойдем в машину. Я сделаю так, как ты хочешь. Я умею все, - пальчики Натали пробежались по груди Глеба, скользнули вниз...

   Глеб зло скрипнул зубами, грубо сгреб девушку в охапку и с силой, так, что затрещала рвущаяся материя, зашвырнул прямо в реку. После спустился вниз и принялся тщательно смывать с рук невидимую грязь.

   Вдоволь наглотавшись воды, цепляясь за прибрежные кусты, Натали выбралась на берег. С ног до головы перепачканная в иле, с посиневшими губами, с разводами поплывшей косметики на лице, она сжимала единственную уцелевшую босоножку и непонимающе хлопала ресницами, безостановочно выбивая зубами барабанную дробь.

   Глеб сидел на земле, прислонившись спиной к стволу раскидистого клена, грустно глядел на разгорающийся костерок. Натали потеряла дар речи. Гневная тирада захлебнулась воздухом, постояла в груди и вылезла наружу жалким писком.

   - Раздевайся, - не поворачивая головы, велел Глеб.

   Натали покорно принялась сдирать с себя мокрую одежду непослушными от холода пальцами. Глеб сходил к машине, вернулся с невесть откуда оказавшимися там одеялом и термосом, молча всучил девушке и вернулся на свое место.

   В термосе был чай, горячий и сладкий. И черный, как ночь, что опустилась кругом. Натали сидела, поджав ноги, завернувшись в колючее одеяло, обхватив обоими руками пластмассовую чашку. С волос ее срывались капли, падали на сухие листья, поблескивая в свете костра.

   - Я дрянь, да? - спросила девушка чуть слышно.

   - Да, - ответил Глеб.

   Натали вдруг захотела, чтобы этот парень с грустным взглядом оказался ее. Только ее и больше ничей. Чтобы вокруг оставалась ночь, горький запах коры, бархатные угли, это жесткое одеяло и чай, неугомонный коростель и плеск воды на перекате, оставалось все-все, кроме ее грязной одежды, сваленной в кучу, ее содранной кожи с пришпиленным ценником.

   Опавшие листья все так же ловили падающие капли. Если бы они умели говорить, то непременно поведали бы миру, что капли отчего-то стали солеными. Тихая грусть разлилась в боль, наполняющую грудь, все сильнее и сильнее, превратилась в один сплошной нарыв, распухающий, налитый гноем, блестящий и лопнула струной, взорвалась сухим треском.

   Натали, не отдавая себе отчета в действиях, приползла на коленях к Глебу и ткнулась ему головой в подмышку. Она ревела так, как не ревела никогда. Вместе с судорожными всхлипами что-то надломилось, надорвалось внутри. Боль начала стихать лишь тогда, когда Глеб положил руку на плечо и тихонько погладил...

   За окном был день. Натали лежала у себя в кровати под тем же колючим одеялом. Последнее, что она помнила, это догорающий костер, превратившийся в бегущие навстречу огни фар. И сильные руки Глеба, несущего ее куда-то. И его запах. И сознание того, что он рядом и теперь все будет хорошо.

   Натали встала, абсолютно нагая, прошлепала в ванную и склонилась над зеркалом, рассматривая припухшее от вчерашних слез лицо. Неожиданная мысль заставила встрепенуться, заметаться по квартире. Откуда Глеб узнал ее адрес?!

   Но, найдя на туалетном столике в прихожей свой промокший паспорт, Натали успокоилась. Рядом с паспортом лежал розовый бумажный прямоугольник. Не веря глазам, девушка прочитала, проговаривая слова в слух:

   - Один... миллион... долларов...

   Натали держала в руках подписанный чек на предъявителя. Вихрь эмоций пронесся у нее в душе, постепенно оформившись в одну единственную мысль.

   "Он заплатил"...

   К горлу подступил комок.

   "Он заплатил за ночь"...

   - Мама!.. Мамочка!.. Он заплатил! - плечи девушки затряслись от рыданий. - Господи!..

   С ненавистью изорвав чек на мелкие клочки, Натали швырнула его в форточку.

   Розовые обрывки закружились, затанцевали за окном вальс. И ветер, подхватив их, привычно понес над землей.